Наемный бог

Бешеный Гроб вынул из кармана измятую бумажку, картинно ею взмахнул.

СТРАШНОЕ там было написано, но Главарь почему-то заторопился и вникнуть в УЖАСНЫЙ текст нам не дал; мы были в трансе…

— Я уже подписал, вы видите, вот моя подпись. Теперь ваша очередь, собутыльники.

Джон хотел что-то еще спросить.

— А может…

— Хе-хо! Разговорчики!

Кровь хлынула сразу, залила весь мизинец.

— Молодец, Джонни. Пиши тут… Внизу. Под моей.

Ого! Даже на мягкий знак хватило.

— Теперь ты, картежник, каторжная душа. — Одобрительно скалясь, Жорка хлопнул Яську по заднице и повернулся ко мне.

— Ну, каторжник, что замялся? Трусишь? Вот на кого равняйся. Нам такие нужны, отпетые.

Яська-Джон преданно шмыгает, протягивает окровавленную булавку. Но Тоша-Билли мнется, бледнеет… Колоть не страшно, но отчего-то кружится голова…

— Дай я твоей, Яськ, у тебя еще много.

— Хе-хе-хо и бутылка рома! — хрипит Бешеный Гроб. — Клятву Мести чужой кровью?! Щенок! Трус!

— Это я-то трус?..

Зажмурившись, надавил острием на мизинец. Капля крови выползла нехотя, густая-густая.

— У-у, вшивый каторжник… Крови ему жалко… Ладно, сойдет. Давай спички.

Я полез в карман. Тьфу, черт. Нету спичек, забыл.

— Сто тысяч чертей! Поищи получше, головорез!

— Щас домой сбегаю, погоди… Яськ, у тебя нету?

— Зачем? — Яська вдруг как бы очнулся, стряхнул транс. — Не хочу сжигать свою кровь.

— И я не хочу, — обрадовался я. — Закопаем, клятву вот тут прямо, и все…

— Тридцать тысяч привидений, будь по-вашему, висельники. Именем дьявола!

— Именем дьявола! — Именем дьявола!..

— Зарыть у этого камня. Живей, душегубы!.. Вечером палец мой начал вспухать, дергаться.

Всю ночь провертелся. "Именем дьявола… Интересно, у Яськи тоже нарыв?.. А у Жорки?.. А что было написано в клятве?.. Даже не прочитали…"

К утру палец вздулся, мама заметила, сделала повязку с кусочком столетника.

Школу можно по этому случаю прогулять.

На пустырике уже ошивался Яська.

— Сто тысяч жареных дьяволов!

— И соленая ведьма! Покажи, у тебя нарвало?

— Не-ет.

— А у меня во-о-о.

— Уй-яа. Ну теперь умрешь, хахаха…

— Давай клятву раскопаем и сожжем, спички есть.

— Как там в "Острове сокровищ", помнишь?.."…С ругательствами негодяи отшвырнули прочь посинелый скелет помощника капитана. С глухим стуком в покрасневшую от крови каменистую почву вонзились заступы…"

Бумажка оказалась сухой.

Клятва ужасной мести.

Клянусь каждого кто попадется на глаза жуткого убийцы одним взглядом превратить в пустое мокрое место

Ричард Бешеный Треб и К°

— Ничего, а.

— Нормально. Пустое мокрое место — у-у!!

— Жорка-то расписался красивше всех. Какая загогулина, а?.. И не расплылось.

— У него кровь светлая.

— А у кого малокровие, синяя.

— Синяя у марсиан.

— Иди врать.

— А у японцев зеленая.

— А у муравьев вообще крови нет, спирт у них.

— Давай в футболешник?..

Подошла еще парочка прогульщиков с соседнего двора. Гоняли консервную банку, я и не заметил, как сунул ужасную клятву в карман.

Вечером, при стирке штанов, документ был обнаружен мамой, пришлось объясниться.

Мама смотрит на текст, вглядывается в наши подписи и вдруг говорит:

— А главарь-то ваш краской расписался.

— Акварельной. Акварельная у него кровь.

— Акварельная кровь?!…….

— Акварельная. Крап-лак называется…АКВАРЕЛЬНАЯ КРОВЬ!..

Ах, вот оно что. Ну, что делать будем?.. Вот это главарь… Побежать к Яське. Показать, как нас ОБВЕЛИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! Потом… Потом СТРАШНАЯ МЕСТЬ!! Заставить его… Что заставить?.. Проколоть палец! Той же самой булавкой, той самой! — и-и… И — написать! — Своей НА-СТО-Я-ЩЕЙ кровью! — написать вот что: Клятва ужасной мести.

Во сне мы с мамой рыли пещеру, бесконечно длинную, долбили светящийся красный камень, чтобы добыть огонь страшного счастья.

Вдруг мама, проваливаясь, говорит: "Я за спичками", — и исчезает, понимаю, что навсегда, и чтобы догнать ее, ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ, а это можно успеть только за вечность, которая бесконечно короче мига, коснуться только…

…Право чистой страницы, право детское, первое и последнее… Наутро сознание мое было омыто солнцем, новый день не желал сводить счеты.

Ни я, ни Яська ни звуком более не обмолвились об этой дурацкой клятве. А Жорка притих, помалкивал — может быть, что-то чувствовал…

Страница перевернулась; но что-то все-таки не попустило этой бумажке исчезнуть…

Двадцать четыре смертельных точки

Как бы я ни старался живописать Оргаева — ни самые многозвучные краски, ни тончайшая светотень не победят чертежа.

Я даже не верю, что он есть: все время, пока мы общались, не уходило затаенное подозрение, что его нет. А ведь в памяти целый фильм — от той первой встречи в песочнице…

Мешковатый мальчик, каких много. Зодиаковый скорпион, на четыре дня старше меня.

Бесцветный прыщеватый подросток, сохраняющий мешковатость, но уже какую-то многоугольную.