Наемный бог

Со спины: оквадраченная голова на короткой шее, наплюснутые вперед уши. Профиль: круглая, почти дугообразная выпуклость лба, не слишком высокого, на котором потом обозначились зализы; оседающий книзу затылок и подскакивающий вверх подбородок с мясистым выпрыгом нижней губы, отчего нос кажется слегка вдавленным. Долго страдал хроническим насморком, сильно сопел, особенно когда рисовал: вспучивал ноздри, отодвигал вбок губу…

Это тоже вошло в гипнотическую гримасу, вместе с длинным выгибом правой брови и…

Вот и особенность глаз: поставлены довольно широко, с едва заметной косиной, с оттопыром нижних век, как бы перевернутые.

Когда такие глаза медленно, словно жерла пушек, наводятся на точку за вашим затылком; когда веки оттягиваются напряжением щечных брыл (напрягается шейно-лицевой мускул), — когда начинается усиливающаяся вибрация всей физиономии одновременно с движением вверх и вниз…

Вот оно, знаменитое оргаевское гипнотическое «облучение»: впечатление, будто находишься под напором пульсирующей энергии; всасываешься в эту судорогу, начинает больно рябить в глазах…

Этот иллюзионный трюк он отрабатывал еще в школе, но для эффекта не хватало репутации, большинство испытуемых заходилось хохотом.

Физически был средней силы, подвижен, но неважно координирован; по этой причине не любил футбола — через раз мазал мимо мяча.

В мальчишеской возне то и дело репетировал какие-то сногсшибательные приемчики, куда-то нажимал, что-то выкручивал; уверял, что знает двадцать четыре смертельных точки…

В восьмом классе из личинки моей подростковой застенчивости вылупился хмельной мотылек.

На небосклоне школьной популярности засияла звезда ТОНИЗАР — портретист, стихоплет, танцор, фокусник, мим, а главное, пианист, напрокат-нарасхват. Сочинил немыслимое количество пошлых песенок. Шалый, упоенный собой, я носился из компании в компанию, морочил девчонок, влюблялся, пропадал ночами, приводил в отчаянье маму…

А Жорик пошел совершенно иной дорогой.

Нет, не сказал бы, что он померк. Таинственная сильная личность, мафиозный отличник.

Вытянулся, взматерел. Занимался гипнозом по той самой книжечке, о которой я и думать забыл, практиковался без устали. До времени — никаких зрелищ, работа строго индивидуальная.

Держал в рабстве человек пять зомбированных ребятишек из нашей школы, а в качестве телохранителей парочку окрестных мордоворотов.

Одного, прыщавого громилу с мутными глазами по прозвищу Женька-псих, водил за собой как цепного пса и команды давал как собаке. "Ко мне, Жан!.. Стоять!.. Сидеть!.. Взять!.. Голос!.."

Жесткий императив с внушением животного страха плюс обещание за примерное поведение предоставить бабу. "Я могу убить одним взглядом. Подтверди, Жан. Голос!" — "Угу-у-у…"

Ходячая сила воли. Притом непонятным образом выходило, что Жорик, со всеми его грозными и полезными качествами, никому не нужен. Его общества не избегали, но как-то потихоньку отваливали.

Требовалось еще что-то, чем он не обладал.

Нюанс. Первая истерика

В десятом классе нас ненадолго сблизило общее увлечение живописью.

За этюдником с него что-то слетало. (Один раз мне даже почудилось, будто серая тень выскользнула из-за спины и нырнула в стенку…)

С дрожащим взглядом, с дремотной улыбкой работал кистью… Краснел, бледнел, переставал слышать… Настоящий творческий транс. Если бы я не видел его и таким, все было бы проще…

О живописи он знал все, что было доступно в те сумеречные времена. Открыл мне постимпрессионистов и абстракционистов первого поколения.

Я рисовал его, а он меня во всевозможных манерах; к семнадцатилетию подарил мне масляный тетраптих «Антоний» — феерию цветовых пятен.

Я не мог в них себя опознать, но пришел в музыкальный восторг, восхищаюсь и по сей день. Не сомневаюсь, в нем бушевал художник с несравненным своеобразием чувства цвета. Он бы и сам в этом не сомневался, если бы не одна досадная недостача.

Линия не давалась. Полнейшая беспомощность, топорность рисунка. Зрительно-двигательная память была никуда… "Как это ты можешь, Антоний, как? Ну объясни! Как ты это можешь?!"

Что я мог объяснить?.. Брал бумагу и карандаш, закрывал глаза и опускал руку. Готово: портрет, движение… Цветы, звери… Ну как объяснить?..

"Зачем тебе, ты цветовик, я рисовальщик". — "Нет, мы должны развиваться вместе. Искусство жестоко: все или ничего. Ты научишь меня. А я тебя дотяну до Фалька и до мусатовского нюанса…"

Однажды у него дома, в отсутствие бабушки, я таким вот слепым способом смеха ради нарисовал пять танцующих обнаженных женских фигурок и возле каждой — Жоркины физиономии, с выражением лиса в винограднике.

Открываю глаза. Жорки нет.

— Жорк… Ты где? Молчание.

Скрип за зеркальным шкафом.

— Жорк! Ты где, а?..

— ОГЛЯНИСЬ…………..Фьють!

Хлебный нож, просвистев мимо моего уха, ударился в стенку и упал мне под ноги.

— ПОДНИМИ НОЖ.

— Ты что, Жорк?..

— ПОДНИМИ НОЖ. ВСТАНЬ НА МОЕ МЕСТО. КИДАЙ В МЕНЯ.

— Жорк, ты что?!.

— Нам вдвоем не жить на этом свете. Кто-то должен уйти… Кто-то должен уйти… Уходи, слышишь, уходи быстро… СТОЙ.

— Стою. Ну.

— ВОЗЬМИ НОЖ И УБЕЙ МЕНЯ.