Он зажег спичку, и маленький огонек поплыл сквозь холодную темноту. Он принес мешки и накрыл ими Энн.
— Свет нельзя зажечь? — спросила Энн.
— Это опасно. Да и притом, — сказал он, — мне повезло. Тебе меня в темноте не видно. Ты этого не увидишь.
Он потихоньку дотронулся до своей губы. Он прислушался: у двери кто-то споткнулся о железо, затем через некоторое время кто-то тихо заговорил.
— Мне надо подумать… Они знают, что я здесь. Наверно, тебе лучше уйти. Они против тебя ничего не имеют. Если они придут сюда — будет стрельба, — сказал он.
— Думаете, они знают, что я здесь?
— Они, должно быть, следили за нами все время.
— Тогда я остаюсь, — сказала Энн. — Пока я здесь, никакой стрельбы не будет. Они дождутся, пока вы выйдете утром.
— Я должен подумать, — повторил он.
— Вы спасли меня сегодня, — сказала Энн.
— Эта компания тебя бы не убила — духу бы не хватило убить.
— Но ваш друг Чолмонделей был близок к этому. Он чуть не задушил меня, когда узнал, что я вместе с вами.
— Вместе со мной?
— Чтобы найти того человека, за которым вы охотитесь.
— Мерзкий предатель… А ты соображаешь. Ты мне нравишься.
— Спасибо за комплимент.
— Это не комплимент.
— Вспомнила. Вспомнила место, в котором работает Дейвис.
— Дейвис?
— Человек, которого вы зовете Чолмонделеем. Я в этом уверена. Миддленд Стил. На улице неподалеку от «Метрополя». Дом как большой дворец.
— Мне надо отсюда выбраться, — сказал Рэвен, постукивая пистолетом по замерзшей земле.
— Вы не можете пойти в полицию?
— Я? В полицию? — он засмеялся. — Это будет неплохо. Протянуть руки за наручниками.
— Я подумаю, как быстрее найти Дейвиса.
Когда голос ее пропал, ему показалось, что она ушла. Он спросил резко:
— Ты здесь?
— Конечно, здесь. Что вас беспокоит?
— Страшно остаться одному, — к нему вернулось ощущение горечи. — Тебе не холодно?
— Я бывала в местах и потеплее. Оставались только его мешки.
— Завернись, — сказал он.
— А вам хватит?
— Еще бы, конечно. Я уж о себе позабочусь, — ответил он грустно. Его руки так замерзли, что он с трудом удерживал пистолет. — Мне надо отсюда выбраться.
— Мы придумаем что-нибудь. Лучше поспите немного.
— Я не могу спать, — сказал он. — Мне снятся плохие сны.
— Мы можем рассказывать друг другу разные истории.
— Я не знаю никаких историй.
— Совсем не знаете? Вас плохо воспитывали…
— Нет, я образованный, как полагается, — запротестовал он. — Но у меня другое на уме. До черта всего.
— Бодритесь. Другим хуже.
— Кому?
— Тому парню, который все это начал, кто убил старика. Вы знаете, о ком я говорю. Друг Дейвиса.
— Что ты говоришь! — возмутился он. — Друг Дейвиса, — он сдержал гнев. — Дело не в убийстве. Дело в предательстве.
— Ну, конечно, — сказала Энн весело, — я и сама не обращаю внимания на такой пустяк, как убийство.
Он попытался разглядеть ее в темноте.
— Ты не это хочешь сказать? Ты серьезно?
— Но есть убийства и убийства, — ответила Энн. — Если бы мне попался, человек, который убил, — как звали того старика?
— Я не помню.
— И я тоже. Все равно не выговорить.
— Давай дальше. Если бы он был здесь…
— Я бы разрешила вам застрелить его и даже пальцем бы не пошевелила. И потом сказала бы вам: молодец! Вы помните, как я вам говорила, что не могут изобрести противогазов для детей?
«Вот что у нее в голове: матери в противогазах остались живы и смотрят, как их дети выкашливают внутренности». Он сказал упрямо:
— Беднягам, считай, повезет. А какое мне дело до богатых? Я бы своих детей в этот мир и не впустил… Понимаешь, я получил образование. В одном из домов Ее Величества. Они их так называют — «дома». А что ты думаешь значит — «дом»? — но не дал ей ответить. — Не знаешь. Ты думаешь, это муж на работе, газовая печка, двойная кровать, шлепанцы, колыбельки и так далее. Это не дом. «Дом» — это одиночное заключение для мальчишки, который заговорил в церкви, и розги почти за все, что бы ты ни сделал. Хлеб и вода. И сержант, раздающий подзатыльники, если ты захотел побаловаться. Вот что значит «дом».
— Так он же и старался это исправить. Он был такой же бедный, как и мы.
— О ком ты говоришь?
— Об этом старике, как его там звали. Разве вы не читали о нем в газетах? Он снизил расходы на армию, чтобы очистить трущобы. Там были фотографии. Он открывает новые квартиры, говорит с детьми. Он был не из богатых. Он не хотел войны. Потому-то они его и убили. Могу поспорить, что есть люди, которые наживаются на его смерти. И он сам выбился в люди, писали в газетах. Его отец был вор, а мать кончила жизнь…
— Самоубийством? — прошептал Рэвен. — Ты читала, как она…
— Она утопилась.
— Этого достаточно, чтобы задуматься.
— Да, я сказала бы, что парню, который убил старика, есть о чем подумать.
— Может быть, он не знал того, что написано в газетах. Люди, которые платили ему, — они знали. Может быть, если бы мы знали, каково пришлось тому парню, поняли бы его точку зрения.
— Пришлось бы немало поговорить, чтобы я его поняла. Давайте лучше спать.
— Мне надо подумать.
— Вы будете лучше думать, если поспите.