Наемный убийца

Но ему было слишком холодно, чтобы он мог заснуть. Ему нечем было укрыться, а его поношенное черное пальто было тоньше, чем бумага. Под дверь вполз сквозняк, который, быть может, прилетел по замерзшим рельсам из Шотландии и принес с собой дыхание ледяного тумана с моря. Он подумал про себя: «Я не хотел зла старику, в этом не было ничего личного…» «Я бы разрешила вам застрелить его и даже пальцем бы не пошевелила. И потом сказала бы вам: «Молодец». Он поймал себя на сумасшедшей мысли: встать, выйти с пистолетом, в руке и дать им застрелить себя. Но тут он подумал, что все, что он узнал о старике, прибавилось к его счетам с Чолмонделеем. Чолмонделей обо всем этом знал. За это он получит еще одну пулю в жизот, и еще одну получит хозяин Чолмонделея. Но как их найти? Он вспомнил, что на стене в кабинете старого министра висела фотография, которую тот как-то связал с рекомендательным письмом, фотография молодого человека со шрамом, человека, который сейчас уже стар.

— Вы спите? — спросила Энн.

— Нет, — сказал Рэвен. — Что тебя тревожит?

— Мне показалось, кто-то ходит.

Он прислушался. Это ветер гремел оторвавшейся доской. У него застучали зубы от холода. Энн услышала. Она протянула руку и дотронулась до его пальцев.

— Вы совсем холодный, — сказала она. — Вы отдали мне все мешки.

— Мне они не нужны. У меня пальто.

— Мы друзья, не так ли? — спросила Энн. — Мы же здесь вместе. Возьмете два мешка.

— Там еще должны быть мешки. Я поищу. Он зажег спичку и побрел вдоль стены.

— Вот два мешка, — сказал он, садясь подальше от нее, так, чтобы она не могла до него дотянуться. — Я не могу заснуть. Мне только что снился сон о старике. Я убил старика в этом сне. Он сидел за столом. У меня был бесшумный пистолет. Он упал. Я не хотел мучить его. Он для меня ничего не значил. Потом я положил ему в руку клочок бумажки. Мне было приказано ничего там не брать.

— Как так ничего не брать?

— Они мне не платили за то, чтобы я чего-нибудь брал. Чолмонделей и его хозяин.

— Это был не сон.

— Нет, это был не сон.

Молчание испугало его. Он быстро заговорил:

— Я не знал, что старик был один из нас. Я бы его и пальцем не тронул, если бы знал, что он был таким. И все эти разговоры о войне. Для меня они ничего не значили. Какое мне дело до войны? Для меня всегда была война. Ты много говорила о ребятишках. А почему бы тебе не пожалеть взрослых? Шел разговор — или он, или я. Двести фунтов, когда я вернусь, и пятьдесят фунтов сразу. Это большие деньги… Теперь ты от меня уйдешь?

В тишине Энн слышала его прерывистое дыхание.

— Нет, я не уйду.

— Это хорошо. О, как это хорошо! — сказал он. Он вытянул руку и нашел ее руку, холодную как лед. Он на секунду приложил ее к своей небритой щеке, он не мог дотронуться до нее своей изуродованной губой. Он сказал:

— Как хорошо довериться кому-нибудь во всем!

2

Энн долго не могла заставить себя заговорить снова. Она хотела, чтобы голос ее звучал нормально, чтобы в нем не слышалось отвращения. Она попыталась сказать что-нибудь, но ничего не придумала, кроме: «Нет, я вас не оставлю».

— Как хорошо, что можно кому-нибудь довериться! — повторил Рэвен.

И внезапно его рот, который не казался ей раньше особенно уродливым, возник в памяти, ее передернуло от этого воспоминания. И все-таки он должен найти Чолмонделея и хозяина Чолмонде-лея и потом… она отодвинулась от него в темноте.

— Они теперь ждут там. К ним фараоны из Лондона приехали, — сказал он.

— Из Лондона?

— Об этом в газете писали, — сказал он с гордостью. — Детектив Матер из Ярда.

Она с трудом сдержала крик отчаяния и ужаса.

— Здесь?

— Может быть, он сейчас как раз снаружи.

— А почему он не войдет?

— Им меня в темноте не взять. И к тому же они знают, что ты здесь. Им поэтому нельзя стрелять.

— А вам, вам можно стрелять?

— Там никого нет, кому бы я боялся повредить.

— А как же вы хотите выбраться утром?

— Я не буду ждать утра. Мне нужно только немного света, чтобы видеть, куда бежать. И видеть, куда стрелять. Они первыми стрелять не будут. Это мне на руку. Если я сбегу, они никогда не догадаются, где меня искать. Мне нужно только несколько часов. Ты одна будешь знать, что я в Миддленд Стил.

Она почувствовала отчаянную ненависть:

— И вы будете стрелять, ни о чем не думая?

— Ты же сказала, что ты за меня, не так ли?

— Да, — сказала она устало, стараясь придумать что-нибудь, — да.

«Спасти мир и Джимми — это было слишком много. Если уж дело пойдет об окончательном выборе, мир отступит на второе место. А что, — подумала она, — думает Джимми?» Она знала о его тяжелой серьезной честности. Потребуется больше, чем голова Рэвена на блюде, чтобы он понял, почему она действовала так с Рэвеном и Чолмонделеем, Даже для неё самой звучало слабо и неубедительно то, что Она хотела остановить войну.

— Давайте спать, — сказала она. — У нас впереди долгий-предолгий день.

— Наверно, я засну, — сказал Рэвен. — Ты не знаешь, как хорошо…