Наездник

 Иван завязал разговор, поделился впечатлением о Сингапуре, посетовал на тесноту городских улиц. Сингапурцы не могут себе позволить пешеходные тротуары с обеих сторон проезжей части одновременно. Пешеходный тротуар находится либо с одной, либо с другой стороны, чередуясь, что для русского человека непривычно и неудобно.

– Не всем так повезло с размерами страны, как России, – недовольно заметил Хольц так, будто часть этой территории оттяпали лично у него.

 Иван предложил сфотографировать Олафа на фоне открывающегося вида на залив, но тот явно не был расположен к общению, распрощался и ушёл куда-то вбок.

 За ужином Иван расположился через ряд напротив Хольца, дождался, когда тот пошёл за очередным блюдом и направился к стойке с автоматами для розлива чая и кофе. Проходя мимо стола Хольца, он незаметно опустил в его стакан с соком таблетку с образцом выделенного из собственной крови РНК-вируса. Таблетка мгновенно и бесследно, как в "царской водке", растворилась.

 Теперь Бугров стал наездником. Примерно через шесть часов препарат начнёт действовать.

Вернувшись с чашкой чая за свой стол, он поймал взгляд Хольца и помахал ему рукой, но тот никак не отреагировал, сделал вид, что не заметил.

– Ты так значит, – процедил сквозь зубы Иван и, когда Хольц опять отлучился, направился к выходу из столовой, а по пути опустил ему ещё одну таблетку в чашку с чаем. – На тебе!

 После ужина Иван затусил с коллегами из российской делегации, немного перебрал и поздно лёг спать.

 В семь утра его сон прервал стук в дверь. Ивану снилось, что он спорит о чём-то с Мариной Николаевной. Почему они дискутировали в его постели? Как она там оказалась голой? Чем закончился спор? Все эти вопросы остались без ответа, к тому же при каждом резком движении боль стреляла в голову, и Бугров был страшно зол, открывая дверь.

 На пороге стоял с извиняющейся улыбкой на лице Олаф. Утром он проснулся рано и не смог уснуть от нестерпимого чувства вины. Хольц почувствовал, что соски его набухли и чуть побаливают. Он не знал, что это побочное действие при передозировке препарата Коромыслова.

 За что он обидел этого русского парня? Ведь человек так искренне и доверчиво тянулся к нему, предлагал дружбу, а он повёл себя, как чёрствая свинья. Чувство необыкновенного расположения и симпатии к этому человеку накрыло его и подняло не свет не заря с постели.

– Кой чёрт тебя принёс в такую рань? – подумал про себя Иван, а вслух предложил:

– Проходи.

Он не удивился визиту. По опыту испытаний Иван знал, как действует препарат.

 Он усадил Хольца в кресло, а сам достал из бара и поставил на столик крошечную бутылку водки, пару рюмок и открыл пачку печенья, невзирая на возражения гостя.

 Надо было полечиться.

– Давай за дружбу, Олежка! – сказал он, разливая. – Раньше умели дружить, не то, что сейчас. Вот канцлер был у вас из наших, Колей звали. Популярный был в народе и простой, как Ленин. Любили его. Какую газету ни откроешь: "Коль, да Коль!"

– Я, я, Хельмут, – закивал головой Хольц.

– В России пять лидеров поменялось за его политическую карьеру, и он со всеми находил общий язык, начиная с Брежнева и кончая Путиным, – продолжил Иван.

– Бывало, работают над документами с Леонидом Ильичом, а тот устал, мается, годы уж брали своё:

– Коль, – говорит, – мы чахнуть тут будем доколь? Собирайся-ка, брат, на охоту, на кабанчика! И Коль откладывал бумаги и ехал, хотя после войны к оружию большую неприязнь испытывал.

 Или Горбачёв позовёт к себе на дачу, тот всё перестраивать любил. Затеет перестройку, хоть баньку, к примеру, расширить на всех членов Политбюро, Коль и тут не откажет николь. Где доску придержит, а где и гвоздь забьёт.

 А Ельцин? Работают в Кремле допоздна, уж смеркается, Борис Николаевич потянется так всем телом, разомнёт косточки затёкшие да вдруг предложит:

– Коль! А не жахнуть ли нам по рюмашке русской водочки? Да под солёный огурчик?

 И опять Коль не возразит нисколь, хотя с желудком не всё ладно, мог бы и поберечься. Большого такта был человек....

 Иван поднял рюмку и выпил, не чокаясь.

– А нынешние? -Иван закусил печенькой. – Никто и в подмётки ему не годится. Никого достойных нет у вас в бундестаге. Никому нельзя бундесверить.

 Надо это менять, Олежка, Согласен?

 Я, я! – согласился улыбающийся Олаф. Взгляд его лучился любовью. Скажи ему кто сейчас отдать жизнь за этого русского – отдаст, минуты не раздумывая.

– Ну что, над чем интересным ещё работаешь, Олег? – без церемоний, задал прямой вопрос Иван.

– О, Йоханн! Я есть разработать гениальный прибор, – Хольц пытался общаться с Иваном на русском. – Но это секрет.

– Надеюсь, не от меня, Олежа? – спросил Иван. – Ты ж как брат мне.

– Нет, нет! Что ты, Йоханн! – замахал руками Хольц. – От тебя никакой секрет нет.

 Олаф вкратце изложил суть работы прибора по улавливанию и сжижению газа с помощью химической реакции, о котором Иван уже и так знал в общих чертах.

– Не знать, как по-русски назвать, – затруднился Хольц и выдал название прибора на немецком.

– Я понял, – успокоил его Иван. – Портативный напёрдыватель. Что, и чертежи есть?