Наездник Ветра

– Я думаю, только в квартале Зевгмы. Да уж, там-то он продаётся наверняка!

– Ты меня проводишь?

– Да.

Иоанн положил на стол большую серебряную монету, и они вышли. Близилась ночь. Калокир шагал очень быстро. Мари едва поспевала за ним бежать, до крови сбивая о камни голые ноги.

– Ты правда им ничего не скажешь? – вымолвила она, схватив его за рукав.

– Я уже дал слово.

– И ничего не сделаешь?

– Ничего такого, что сможет ей повредить.

– А как ты освободишь её?

– Это уж моё дело.

Вскоре пришли. Хозяин постоялого двора, переговорив с Мари и взяв у её попутчика золотой, проводил их в комнату, где имелись две мягкие кушетки и два кальяна. Сразу же принесли отличное зелье. Заперев дверь на засов, Мари бросилась на шею будущему патрикию и уткнулась носом ему в плечо.

– Я тебя люблю! Я очень тебя люблю!

– Но я ведь ещё ничего не сделал!

– Ты сделаешь. Ты всё можешь. Ты – почти Бог!

И всё же она его раздевала так, словно он был вовсе беспомощным. А потом ему показалось, что всё умеет она.

Глава шестая

Калокир вспоминал весьма часто об одном случае, который произошёл с ним полтора года тому назад, глубокой осенью девятьсот шестьдесят четвёртого. Дело было так. Подружившись в Готских Климатах со Святославом, он возвращался на торговой галере в Таврику. Кипрские купцы везли соль, купленную ими у него же, у Иоанна, на солеварнях, которые он получил в подарок от князя руссов. Калокир был весел и окрылён. Его честолюбие пело сотнями струн. Щипал их сам Дьявол. Шагая по узкой палубе взад-вперёд, юноша всерьёз размышлял, ни много ни мало, о том, как бы подчинить себе Время. Затяжной дождь держал в трюме всех, кроме молчаливого кормчего и гребцов, так что сын стратига два дня подряд слонялся от борта к борту без собеседников, чем был счастлив. Одежда его под дождём вся вымокла, но он этого даже не замечал.

Галера ползла вдоль берега. Иоанн, замедляя шаги у левого борта, глядел на дикие пространства Климатов, местами сплошь каменистые. Низкие берега сменялись иногда скалами. Дальше чахла в холоде степь. Отары овец, бродя меж холмов, где было не ветрено, доедали скудную зелень. Солончаки, разлившиеся во впадинах, выделялись своей мертвенной невзрачностью даже здесь, в увядшей степи, под осенним небом. Калокир спрашивал сам себя, чем же привлекла Святослава такая серость? Ответ был, впрочем, понятен – в Готских Климатах пересекалось множество караванных дорог, и, освобождённые от хазар, они могли принести огромные прибыли. Но глядеть на эти унылые берега было безотрадно.

На третью ночь дождь лить перестал, и сразу после рассвета на горизонте показался остров Климента. За ним из дымки выплыли скалы Таврики, над которыми были лишь облака и нежно сияющие в лучах розового солнышка купола церквей Херсонеса. Кормчий выправил курс на скопище кораблей, теснившихся в бухте гавани Символов. Глубина у её причалов была изрядная, что давало возможность даже трёхпалубным кораблям вставать на швартовку. Прямо от них, от причалов, к воротам города поднималась неимоверная лестница, высеченная в огромной скале. Херсонес почти целиком стоял на каменном пьедестале.

Первым сойдя с корабля, Калокир присел на какой-то ящик около группы каких-то спорщиков, чтоб узнать, о чём они спорят. В гавани было немноголюдно. Торговцам, купившим у Иоанна соль, пришлось немало побегать, чтоб найти грузчиков. Среди этих последних внимание Калокира привлёк один. Это был парнишка – смешливый, голубоглазый, никак не старше семнадцати. При довольно высоком росте он совсем не был похож на богатыря, но восьмипудовые мешки с солью запросто перетаскивал по два сразу, беря их правой и левой – так, будто это были простые снопы соломы. Шагая с ними по сходням, он пару раз всё же оступился, но не упал. Его старшие товарищи брали каждый мешок вдвоём, кряхтя и сгибаясь под его тяжестью. Вышло так, что за полтора часа галера была разгружена, и юнец перетаскал больше, чем шестеро остальных. Купцы его не обидели, заплатили ему четыре миллиариссия. Всем другим швырнули по одному на двоих.

– Лихо ты таскаешь эти мешки, – заметил по-гречески Иоанн, подойдя к старательному работнику. Тот ещё не успел отдышаться. Убрав монеты в карман, он неторопливо обвёл Иоанна взглядом, не понимая, чего от него хотят, и сказал:

– Приходится.

– Ясно. Как тебя звать?

– Рагдай.

– Ты, вижу, с Руси?

– С Руси. Из Переяславля.

Про этот город, стоявший среди днепровских равнин, в Херсонесе знали. Из него в Таврику степным шляхом шло очень много товаров.

– А я – Иоанн Калокир, – представился отпрыск градоначальника, – ты слыхал, наверное, это имя?

– Как не слыхать? Слыхал.

Сын стратига понял, что русс узнал его сразу. Значит, он находился здесь, в Херсонесе, не один месяц.

– Ты пьёшь вино? – спросил Иоанн.

– Пью только хорошее.

– Я хочу тебя угостить.

– Спасибо. А где?

– Вон в том кабаке!

Пока шли вдоль берега, Калокир искоса глядел на своего спутника. Тот лицом походил на девушку, хоть пострижен был кое-как. Взгляд его больших, светлых глаз выражал готовность ответить на все вопросы.

– Зачем ты ушёл с Руси? – спросил Иоанн.