Наездник Ветра

– Ну, а глазам-то своим ты веришь? Ты погляди, какое у него личико! Как у девушки! Я тебе клянусь, что он зарабатывал деньги этим. За золотой…

Хасан вдруг вскочил. Его чёрные глаза сделались как будто стеклянными. Перегнувшись через весь стол, он крепко всосался в похолодевший от ужаса рот Рагдая. Подобной прыти от молодого сирийца не ожидал даже Калокир, хоть и знал о том, что вино делает его довольно отчаянным. Неизвестно, как бы всё вышло дальше, если бы в этот миг внезапно не распахнулась дверь и не грянул гром в виде старика с насупленными бровями и длинным посохом. Это был Елизарий, архиепископ Таврический.

– Иоанн! Сын мой! – свирепо задребезжал его хриплый голос во всех кувшинах и чашах, – ты, как всегда, неразлучен с дьяволом! И на этот раз он вооружил тебя ужаснейшим из грехов, название коему – содомия! Позор, позор!

Хасан отпустил Рагдая и тут же выбежал, воспользовавшись боковой дверью. Она была предусмотрена специально для таких случаев.

– Я не знал о том, что ты, святой отец, ходишь по кабакам, – с досадой проговорил Калокир, даже не смутившись, – думаю, что патриарх очень удивится, узнав об этом!

– Не смей дерзить мне, преглупый отрок! Я со стыдом и со страхом божьим решился переступить сей мерзкий порог только потому, что встретил сейчас Якуна, и он поставил меня в известность о том, что ты в этом кабаке предался разврату!

– Ну, это уже плод воображения, скажем прямо! Не мог якун поставить тебя в известность ни о каком разврате. Я ещё не вошёл в кабак, когда он из него вышел.

– Кто этот отрок? – сурово спросил старик, взглянув на Рагдая.

– Это мой друг.

– Пусть выйдет!

– Нет, он останется здесь.

Услышав такой ответ, семидесятидвухлетний архиепископ, поддерживаемый под руки двумя слугами, перестал замечать Рагдая. Сурово перекрестившись, он с помощью своих слуг и посоха сделал пару шагов к столу. Иоанн вскочил и с большой почтительностью склонился перед надменным старцем. Тот молча благословил его.

– Что, святой отец, будем говорить тут? – спросил Калокир.

– А где же ещё? Разве тебя выманишь из обители мерзости и порока? Позор на мои седины! Позор, позор!

Бормоча любимое своё слово, архиепископ уселся рядом с Рагдаем. Калокир занял место напротив. Слуги отошли в сторону, забрав посох.

– Выпьешь, святой отец? – ехидно слюбезничал Иоанн.

– Да чтоб у тебя язык отсох, богомерзкий плут! – опять разозлился архиепископ, – лучше бы ты про здоровье отца спросил!

– Об этом я, если ты не против, спрошу у лекарей. И вообще, святой отче, хватит меня учить! Не хочешь пить вино, так не пей.

Дав такой ответ, Иоанн налил себе и Рагдаю. Архиепископ снова перекрестился – притом два раза, а не один и не три, как это обычно делается. Должно быть, сбился со счёту. Рагдай и Калокир выпили.

– Что стряслось? – опять обратился последний к архиепископу, ставя чашу.

– Ох, Иоанн! – с величайшей скорбью качнул седой головой священник, – ох, не тебе бы, сын мой, об этом спрашивать у меня! Скажи, неужто ли правда то, что ты сговорился с варваром?

– Если ты до сих пор ещё жив, владыко, а Херсонес не лежит в руинах – стало быть, так и есть, чистейшая правда это, – насмешливо подтвердил Иоанн. Священник напрягся.

– Ты уговорил руссов вернуться в Скифию?

– Точно, святой отец. Можешь смело написать об этом в Константинополь. Не забудь также упомянуть в письме, что я спас Империю от вторжения, невзирая на все препятствия, чинимые мне херсонесским архиепископом.

Елизарий аж подскочил, забыв про всю свою немощь.

– Что? Какие это препятствия я чинил тебе, Иоанн, сын мой? В уме ли ты? Или выпил лишнего?

– Например, распускались слухи о том, что я решил сдать Таврику варварам. Источники этих слухов я без труда смогу раскопать. Например, в проповедях много раз говорилось о том, что недопустимо предпринимать попытки переговоров с руссами помимо Константинополя. Эти проповеди все слышали. Наконец…

– Иоанн, довольно! Это всё ложь. Если же подобные неосмотрительные высказывания вправду имели место, то они исходили не от меня и не по моей воле звучали. Виновные понесут строгую ответственность.

– Ладно, святой отец! Скорее всего, я не захочу ворошить всё это. Надеюсь только, мне не придётся плыть с отчётом в Константинополь?

– Что ты, зачем? Об этом и речи нет!

– А ты-то откуда знаешь, святой отец?

Поняв, что проговорился, архиепископ опустил взгляд.

– Я хотел сказать, что я этого не требую.

– Ах, святой отец! Ну какое счастье! Целая гора с плеч! А я-то семь ночей не спал, думал всё – вдруг ты от меня чего-нибудь да потребуешь?

– Уж больно ты дерзок, – сухо проговорил священник, – боюсь, из-за твоих выходок Херсонес постигнут несчастья!

– Что ты имеешь в виду?

– Гнев Божий! – прогремел старец. Иоанн цокнул языком.

– Ах, как вы все любите записывать Бога в свои союзники! Только именем Бога воруете, лицемерите, унижаете, унижаетесь, льёте кровь широкой рекой! Неужели трудно хотя бы не трогать Бога?

Говоря так, Иоанн рисковал, конечно, перегнуть палку, но он понимал, что делает.

– Зато мы не записываем в свои союзники варваров, – огрызнулся архиепископ.