Потом он застегнул гирлянду на ее шее. Форзиции с вкраплениями фиолетовых столоносных флоксов. Начало цветения и тех и других. Кто бы мог подумать, что такое неожиданное сочетание – первые поразительные, какие-то электрические, вторые очень нежные – окажется красивым? На это была способна только миссис Холмс. Она вернулась как раз вовремя, чтобы воспользоваться результатами своих стараний в саду и позаботиться о гирляндах.
А сейчас она заботилась о Декке. Прелестная темноволосая Декка стояла в толпе рядом с матерью. Миссис Холмс не заслуживала того, что я сделала.
Кинг попятился, внезапно испугавшись гирлянды, и Леона вонзила шпоры ему в бока. Мистер Холмс поспешно повел Рэчел к ограде манежа. У меня во рту пересохло, и отказ от воды был наихудшим наказанием, которое я только могла придумать для себя в этот момент.
– Все хорошо, Кинг, – утешил его мистер Альбрехт, и уши Кинга повернулись к нему.
Мне было очень жаль этого коня: его хозяйка проявила жестокость из-за потери, которую он был не в состоянии осознать. Я щелкнула языком, и Кинг повернул голову ко мне, ища утешения. Впервые за все время, что я знала Леону, выражение ее лица было очень легко прочитать: мне не следовало побеждать. Я всем своим существом ощутила, что это конец.
В книгах это описывается как постепенное, медленное и болезненное осознание. Но я мгновенно поняла, что Леона хочет отомстить и не остановится ни перед чем. Я помешала ей достичь главной цели на данный момент, к которой она стремилась всей душой. У нее был последний шанс, но я его у нее отняла.
Однако я не раскаивалась. Я бы скорее умерла, чем проиграла. Я так хорошо ездила на лошади потому, что была бесстрашной. Я всегда производила впечатление на людей своей готовностью преодолевать слишком широкие и высокие для такой маленькой девочки препятствия. И сейчас я облизала свои растрескавшиеся губы и взглядом отыскала в толпе мистера Холмса. Он стоял возле ограды манежа, держа Декку за руку. Все смотрели на Леону, которая привлекла к себе всеобщее внимание тем, что вонзала в Кинга шпоры, приводя его в неистовство. Но мистер Холмс, как я и ожидала, смотрел на меня. Когда я встретилась с ним взглядом, он грустно покачал головой. Если бы в этот момент я могла вонзить в свое сердце нож и повернуть его там, я бы это сделала.
Вместо этого я, как послушная девочка, ожидала, пока Джетти, а затем Леона сделают круг почета, после чего под оглушительные аплодисменты, звучавшие в моих ушах как предупреждение, совершила его сама. Затем я ожидала, пока фотограф сделает снимок, ожидала, пока мистер Холмс вместе со своей семьей исчезнет в лесу. Я ожидала, пока меня поздравит толпа девочек, простивших мне мое ужасное выступление.
– Какая хорошенькая! – говорили они и по очереди касались шеи Наари.
Потом я шагом выехала из манежа, миновала конюшни и направила Наари в горы по тропе, которая несколько миль вилась по лесу, прежде чем вывести на большую поляну. Это была единственная тропа, которая не приводила обратно в конюшню. Она выходила на заброшенную шахтерскую дорогу, ведущую в Эшвилл. Во всяком случае, так говорили.
Я отпустила поводья и расстегнула гирлянду. Форзиции уже увяли, а флоксы помялись. Я бросила ее на траву на краю тропы. Я слишком жестоко поступила со своей лошадью и сделала это у всех на глазах. Но я об этом не жалела. Для подобных состязаний это действительно было слишком жестоко, однако же я победила.
Доехав до первой поляны, я спешилась. Воздух был такой колючий и чистый, что пощипывал мне горло, когда я вдыхала полной грудью. Наари уткнулась мордой мне в ладонь, проявив несвойственную ей ласковость. Я знала, что эта кротость обусловлена крайней усталостью и неуверенностью – она не понимала, где мы находимся, но я все равно была ей за это благодарна. Я положила ладонь на ее широкий лоб, обвела пальцем ее выразительный глаз.
Я была бесстрашна. Эта черта помогала мне в манеже, но оборачивалась против меня в жизни.
Я выбрала в шкафу Сисси, ломившемся от сшитых по последней моде тончайших шелковых и атласных нарядов, одно из ее платьев. Эти платья недавно прислала ее мама. Сисси это изобилие смущало, но, как по мне, переживать ей по этому поводу не стоило. Новые платья делали ее объектом зависти, а не презрения. Это было свидетельством того, что ей ничто не угрожает и что ее не выдернут из школы, как Леону. Я выбрала длинное вечернее платье, которое доходило мне до щиколоток.
– Тебе нужны бусы? – спросила Эва.
– Я так не думаю.
Я смотрела в зеркало, которое было слишком маленьким, чтобы я могла видеть всю себя. Мои волосы были грязными, потому что я не мыла их почти неделю, и все же выглядели густыми и тяжелыми, тускло отливая золотом. Я сделала шаг назад, чтобы осмотреть себя. Зеленый атлас облегал бедра. Мама сочла бы это неприличным. Лиф платья был тесным и обтягивал грудь. Я не могла понять, как это смотрится – странно или привлекательно. Лямки едва держались на плечах, и я не могла отделаться от ощущения, что они сползают.