Наездницы

Мэри Эбботт либо не знала этого, либо не хотела говорить. Она выглядела обеспокоенной, и мне показалось, что она боится Леоны. Потому что я знала, кто донес на Сисси. Леона, которая не пришла на танцы, которая, скорее всего, была в конюшне. На обратном пути она вполне могла заметить Сисси с Буном. Она была единственной девочкой в Йонахлосси, которая, по моему мнению, могла донести на Сисси. Которая была готова втоптать в грязь другую девочку, лишь бы отомстить мне.

Но вчера вечером Сисси мог увидеть кто угодно – она была так беспечна! Меня снова охватил гнев. Как она могла? Я посмотрела на Мэри Эбботт, которая теребила край покрывала, сидя на моей кровати. Может, это все же она? Вряд ли. Все ее внимание всегда было направлено на меня. Ее глаза с таким постоянством буравили и обжигали мою спину, что это напоминало какую-то странную болезнь. Она следила за мной, а не за Сисси.

В тот вечер, когда все обедали, я оседлала Наари и поехала в горы. Теперь темнело только после восьми часов, так что я каталась, пока в небе не начали появляться звезды.

Мне было совсем нетрудно представить пушистые русые волосы Сисси, ее широко посаженные глаза. Ее лицо я видела гораздо отчетливее, чем лицо мамы, брата или отца. Когда я буду уезжать, попрошу у нее фотографию. Мэри Эбботт сказала, что слух уже расползся по всему лагерю, а значит, Сисси отправят домой максимум через день. И хотя я не особенно доверяла Мэри Эбботт, я понимала, что она права. Миссис Холмс, как всегда, становится известно обо всем. И если Сисси отправят домой из-за мальчика, ей никогда не позволят выйти замуж за него, за опозорившего ее, запятнавшего ее во всех остальных отношениях девственно чистую репутацию. Вся ее жизнь, все ее планы рухнут. А ведь еще вчера она так уверенно рассуждала о том, как следовало бы действовать моим родным. Кто мог теперь предсказать, как поступят ее родные, что они о ней подумают, независимо от того, как она будет защищаться. Уж точно не Сисси. Возможно, запрет выходить замуж за Буна станет наименьшей из ее бед.

Спешившись, я увидела в глубине конюшни силуэт мистера Альбрехта. Было слишком поздно прыгать в седло и уезжать, чтобы дождаться, когда он уйдет.

– Теа, – произнес он и кивнул мне.

– Привет.

– Ты больше не занимаешься. Только катаешься вечера напролет по горным тропам.

Я пожала плечами. Из-за акцента его речь приобретала какой-то странный ритм.

– Кажется, я так и не поздравил тебя с успехом, – произнес он и протянул мне руку. – Молодец.

Я подала ему свою маленькую и довольно мягкую ручку, и он стиснул ее в своей загрубевшей ладони.

– Спасибо.

К моим глазам снова подступили слезы. Я прижала ладонь второй руки к широкому лбу Наари. Для нее это будет все равно, что я умерла. Когда отсюда исчезнет мой запах, когда она перестанет ожидать стука моих сапог по вечерам, когда она привыкнет к звукам и запахам другой девочки. Но я всегда буду помнить свою первую лошадь. Я ее никогда не забуду.

Я обернулась к мистеру Альбрехту. Он смотрел на меня, как мне показалось, очень долго.

– Ты талантливая наездница, Теа. Не надо зарывать свой талант в землю.

Из-за своего акцента он как бы подчеркнул слово зарывать.

– Почему?

– Ты могла бы делать то, что никто не делал до тебя, – ответил он, не выпуская моей руки.

Я отвела глаза.

– Возможно.

В мире и в Йонахлосси по-прежнему существовала доброта. Мне она казалась почти неуместной.

Глава двадцать вторая

На следующее утро я встала очень рано. Тщательно оделась, аккуратно заправила блузку в юбку, начистила ботинки. Я оглянулась на Сисси, которая спала на спине, разбросав руки в стороны, и улыбнулась. Вчера вечером она рассказала мне, что девочки знают о ней и Буне. Но, похоже, ее это не волновало. Она этим даже как будто немного гордилась. Я сделала удивленное лицо. Судя по всему, она понятия не имела, как далеко разошлись эти слухи, что они расползлись по лагерю и достигли ушей миссис Холмс.

Разглядывая в зеркало свое отражение, я почти не сомневалась, что Мэри Эбботт за мной наблюдает. Но когда я обернулась и посмотрела на нее, ее глаза были закрыты, а губы стиснуты в узкую полоску.

Я пришла в Замок рано, чтобы застать миссис Холмс до завтрака. В столовой было почти пусто, лишь несколько девочек второго года обучения сидели за одним из столиков. Я старалась не приближаться к ним, но, когда проходила мимо кухни, дверь распахнулась.

– Привет, – сказала Эмми и уставилась в пол.

Она несла поднос, заставленный стаканами, а через ее плечо было переброшено посудное полотенце. Дверь захлопнулась за ее спиной.

Я промолчала и попыталась пройти мимо, но она заговорила снова:

– Разве ты не собираешься со мной здороваться?

– Привет, – ответила я. – Привет, привет, привет. Я иду повидаться с миссис Холмс.

Эмми издала короткий смешок. Мы никогда раньше не разговаривали. Она была элегантнее, чем ее сестра, и у нее не было «ленивого глаза». Но у них были совершенно одинаковые голоса, высокие, и такой сильный акцент, что мне приходилось вслушиваться в каждое слово, чтобы понять, о чем они говорят.