Наездницы

– Я сегодня вечером молилась. Я уже так давно не молилась… – Она замолчала. – Что случилось? Говорят, что Рэчел попыталась убить Декку, что она сошла с ума.

– Сова, – прошептала я.

– Сова? – повторила она. Поскольку я молчала, она продолжила: – Приехал врач. Мистер Холмс, наверное, не находит себе места.

– Мистер Холмс совсем один, – пробормотала я. Эва пошевелилась на кровати над нами. – Я совсем забыла, – прошептала я, прикрыв рот ладонью. От моих пальцев пахло сбруей.

– Теа, я должна идти. Приехал Бун.

– Пожалуйста, не уходи! – взмолилась я.

– О Теа, – прошептала она. – Я должна. Но я вернусь.

Она встала. Ее волосы прикрывал воротник пальто, перчатки торчали из карманов, как руки. Я ощутила неприятный приступ ревности: мне так хотелось быть Сисси, которая идет на свидание с влюбленным в нее мальчиком!

Сисси выждала пару секунд, а затем нетерпеливо показала на свою кровать.

– А! – шепнула я и перебралась в ее постель.

Мне было немного обидно – на меня сегодня свалилось столько всего, и все же мальчик был важнее.

После того как она ушла, я встала, надела пальто и вышла из домика. Потом, испугавшись, что я разбудила Мэри Эбботт, заглянула в домик через окно. Мэри Эбботт безмятежно спала. Голова и рука Эвы безжизненно свисали с края кровати. Я не видела Гейтс, но знала, что она спит, как всегда, свернувшись калачиком.

Моим спящим соседкам и в голову не приходило чего-нибудь бояться в Йонахлосси. Все девочки отлично понимали, что опасность таится внутри семьи и причина ее – либо любовница отца, либо сложные взаимоотношения матери и свекрови, либо попытавшаяся покончить с собой кузина. Но без семьи любая из нас была просто пустым местом.

Если что-нибудь случится с Деккой, младшей из сестер и любимицей семьи Холмсов, это будет означать, что Рэчел сломала жизнь не только этой одаренной девчушки, но и свою собственную.

Я с удивлением отметила, что сразу за Площадью, возле Мастерса, горит фонарь. Он не освещал Площадь, но был заметен с нее на тот случай, если что-то произойдет и кому-то из девочек понадобится помощь.

Я зашагала на свет, с трудом вытягивая ботинки из грязи, с каждым шагом издавая отвратительный чавкающий звук. Не считая этого, вокруг царила мертвая тишина. Во Флориде никогда не бывало так тихо – всегда что-то шуршало, попискивало или подвывало.

Было холодно, воздух был неподвижен, небо – темным, но надо понимать, насколько темным. Звезд почти не было. Газовые фонари по краям Площади всегда, даже днем, горели ровным светом, но перед таким мраком их свет был бессилен. Поэтому мне казалось, что маленький огонек в окне Холмсов что-то означает. Этот огонек пробудил во мне что-то неподдающееся осмыслению, и мне захотелось на него пойти. Я хотела оказаться в том доме. Это желание было таким острым, что я не могла дышать.

Я бросилась бежать, неуклюже шлепая по грязи. Но в двадцати футах от Мастерса я остановилась. Я была вне себя и понимала, что могу наделать глупостей. Но я также знала, что должна с ним поговорить.

Я наклонилась, и меня вырвало в грязь. У меня кружилась голова, и я уже не понимала, где я и что со мной. Сразу за Мастерсом начинался лес, который покрывал и склоны гор. Я могла бы исчезнуть в этом лесу. Кто огорчился бы, если бы я это сделала? И как скоро мое отсутствие стало бы для кого-то облегчением? Я уже практически не жила жизнью своей семьи. Я проявила беспечность, позволив желанию заслонить все остальное. Закрыв глаза, я попыталась остановить бешено вращающийся вокруг меня мир. Если Декка неизлечимо больна, я исчезну в этом лесу. Если мистер Холмс меня возненавидел, если я разрушила еще одну семью, я покину это место.

«Я думала, мы знаем друг друга, – сказала мама в тот еще более ужасный день, когда я вошла в спальню родителей. Она лежала на застеленной кровати, и желтый свет заходящего солнца озарял ее лицо. Ее голова была откинута на подушки под странным углом. – Ты не та девочка, какой я тебя считала».

Кто же я в таком случае? Когда ко мне прижимался Джорджи, я теряла голову. Я вела себя с ним безрассудно, и даже если бы обе мои покойные бабушки подслушивали у двери, мне было бы на это наплевать – столько наслаждения доставляло мне ощущение прижимающегося ко мне юношеского тела, его тискающих меня настойчивых рук, легкое скольжение его прыткого языка и едва заметное давление пениса, упиравшегося в ткань брюк.

– Довольно! – произнесла я, вздрогнув от звука собственного голоса.

Это был мой испытанный прием, и я часто пускала его в ход.