Наг для мятежной Дюймовочки (СИ)

Дитер запел старинную балладу о любви, которую мастерски успел переделать под историю жар-птицы, на которую все охотятся, потому что она такая вся распрекрасная и приносит удачу одним своим присутствием.

Я потянулась, будто просыпаясь ото сна, и отрешилась от происходящего. Все, я на сцене. Больше не существует страхов и неуверенности, нет зрителей, есть только я и танец, по которому истосковались мое тело и душа. Повела плечами и расправила руки-крылья, изогнулась и, ловя ритм, закружилась по импровизированной сцене. Да! Это я-птица изгибаюсь, чтобы подставить длинную шею солнцу, это я-птица прислушиваюсь к какому-то шороху и срываюсь с места, спугнутая хрустнувшей под чьей-то ногой веткой. Это я-птица радуюсь свободе и тянусь за воображаемым наливным яблочком.

Магия внутри встрепенулась, оживая и давая нереальное ощущения всемогущества. Как же мне не хватало этого душевного подъема и ощущения внутреннего полета, который мне мог дать только танец! Я — птица! И танец ведет меня вперед. Под ногами ступени из воздуха, на руках воздушные крылья, и вот я уже кружусь под потолком, и меня сдерживает только натянутая ткань шатра — иначе бы точно улетела куда-нибудь в небо под звуки невероятного баритона Дитера и кружилась под луной. Тело звенело от переполнявшей его энергии, музыка пела в ушах, воздух поддерживал и ткань шатра больше не казалась непреодолимой преградой.

— Снежана! — внезапно ворвался в хоровод мыслей чей-то возглас.

Невольно обернулась и увидела горящие восхищением и напряжением глаза Аншаса. Улететь без него показалось неправильным. Рвано вдохнула, приходя в себя и осознавая, что и в самом деле чуть не умчалась танцевать под луной.

Что ж, пора заканчивать партию. Закружившись с новой силой, я вернулась в полукруг восхищенно глядевших на меня орков и с последними аккордами песни застыла на месте.

В шатре повисла звенящая тишина, а потом один из стоявших вокруг меня воинов стукнул себя кулаком в грудь:

— Она будет моей!

— Нет, моей! — толкнул его в плечо сосед.

— Моей! — завопили остальные, стоявшие полукругом воины.

Я тупо на них таращилась. Этого не было в сценарии!

А потасовка тем временем набирала обороты. На сцене появился вождь. Он, как и репетировали, принял героическую позу, стукнул кулаком себя в грудь и заявил:

— Я добуду эту жар-птицу для своей Миндяйки, и никто не сможет мне помешать! — и принялся махать кулаками, раскидывая попавшихся на пути орков.

По задумке в этот момент должна была зазвучать воинственная мелодия барабанов, трещоток и маракасов. И она зазвучала! Окончательно превратив происходящее в балаган.

Я только и могла отойти подальше, делая хорошую мину при плохой игре, и демонстративно заламывать руки, будто так и должно быть. Все это время я ощущала за спиной присутствие Аншаса, и это вселяло уверенность, что история с театром не закончится чем-то фатальным. По крайней мере, для меня.

Вождь самозабвенно махал пудовыми кулаками и сам неслабо получал в ответ от соплеменников, но он на это только радостно скалился и поглядывал в сторону сосредоточенно следившей за действом Миндяйки. В очередной раз оглянувшись на свою зазнобу, он так получил в глаз от соплеменника, что поплыл и выпал из кучи-малы, в которое превратилось орочье воинство, выполнявшее роль массовки.

Я уже не знала, что делать, чтобы сохранить для Миндяйки хотя бы видимость продолжения спектакля. Но орчанка, видимо, решила, что представление интерактивное — личное участие зрителей приветствуется. Ну или просто захотела приобщиться к искусству. Она встала, за несколько больших шагов преодолела расстояние до оставшихся на ногах забияк и быстрыми точными ударами раскидала их в разные стороны. Подхватила под руку почти пришедшего в себя вождя и пробасила:

— Давай дари мне эту вашу птицу, — подтолкнула орка ко мне и пошла обратно на свое место.

Вождь от тычка любимой ошалело вытаращил глаза и еле успел затормозить рядом со мной. Вместо того, чтобы, как договаривались, за руку отвести меня на финальный поклон, сграбастал в охапку. Не успела я опомниться и упасть в обморок от исходящего от него «завлекательного» запаха секреции какого-то там оленя, как меня сгрузили на руки Миндяйке.

— Вот, — улыбнулся, выставляя клыки напоказ вождь, и кивнул на меня. — Спектакль окончен.

«Тушите свет», — захотелось мне добавить. Но я нашла в себе силы выдавить улыбку и кивнуть, то ли совершая тот самый финальный поклон, то ли соглашаясь, что наступил конец, абзац, финиш, и вообще конечный апофигей спектакля. Иначе и не скажешь.

Внезапно глаза Миндяйки наполнились слезами. В шатре снова повисла звенящая тишина.

— Тебе не понравилось? — лицо вождя расстроенно вытянулось.

Орчанка на это шмыгнула носом, усадила меня рядом с собой и встала:

— Ничего лучше я не видела, — залепила вождю смачную оплеуху, а потом ухватила за шею и припечатала его голову к своей необъятной груди. — Буду я твоей скволой, олень смердячий. — Снова шмыгнула носом. — Давай праздновать. Только помойся уже нормально, то конем воняешь, то оленем. Я мужика хочу, а не животное. Понял?