Наган и плаха

Опережая всех, вымеривал здоровущими ножищами Отрезков. Он и выше остальных на две головы, с трудом под потолком умещается, невольно пригибается, от этого сутуловатым выглядит; крутая сажень в плечах — весь проход так и закрыл, трое остальных, которые сзади, выглядывают с боков. Напряг зрение губпрокурор, всмотрелся — чёрненький интеллигентик Борисов без головного убора, видно, снял, как в помещение зашёл, всё ещё смоль свою на голове, хоть она и гладка — волосинка к волосинке, а приглаживает. Козлов, этот без церемоний, рыжий, с нагловатой физиономией и вечной папироской в зубах, так и жуёт её, словно лошадь жвачку. У него и челюсть от этого вперёд выдвинута, а зубы здоровенные, желтющие. И тот, сзади, совсем щупленький, мелковатый, будто путался у всех под ногами, они его и отпихнули. На шофёра не похож. Чужой?.. Замешкался подле дежурного, начал выспрашивать что-то. Чего ему надо, если сам Отрезков влетел, ничем не заинтересовался? И от этого чужого дохнуло на Арла гадким, неприятным, тревожным предчувствием. Выскочил он к середине коридора навстречу, приветствуя, выбросил руку к козырьку фуражки:

— С прибытием, дорогие товарищи!

— Не шебуршись, — совсем не по-свойски процедил сквозь зубы Отрезков, пресекая его трескотню. — Канючил насчет помощи?.. Вот, привёз!

— Тот-то кто с тобой? Четвёртый?.. — сунулся к нему Арёл.

— Узнаешь… Сейчас обзнакомитесь… — и закончить не успел ругануться. Запнулся. То ли сам Отрезков приостановился, урезонивая собственную прыть, то ли одёрнули сзади его — но кто осмелится? Коротышка с мышиным личиком, путающийся в длинной шинели, вынырнул — в больших круглых очках на остром носу, протиснулся и первым предстал перед онемевшим губпрокурором.

— Здравия желаю! — само собой вырвалось у Арла.

— Помощник заместителя прокурора края Фринберг, — хилой ручкой в перчатке отмахнулся невзрачный и по виду сильно уставший от всего человечек.

— Проходите! Прошу… — засуетился, вжался в стену Арёл, уступая дорогу в распахнутую дверь приёмной. — Очень рады вашему приезду.

— Погоди радоваться, — буркнул в ухо Отрезков, подтолкнул его плечом — иначе не разойтись и вслед за ним ввалились Козлов с Борисовым, при этом Борисов замер против губпрокурора на какую-то секунду, но передумал и заспешил вслед товарищу.

А Отрезков, протиснувшись в кабинет, уже устроился поудобнее за прокурорским столом сразу на двух стульях — на одном его зад не умещался — захватил про запас и третье место — главное кресло в центре стола, с нетерпением похлопывая по нему своей внушительной пятернёй и косясь на Козлова с Борисовым, всем своим видом показывал: не для них оно занято. Тем достались оставшиеся два стула по краям. Но Фринберг не спешил рассаживаться. Он расстегнул среднюю пуговицу кителя на груди, вложил туда два пальца левой руки, огляделся, приняв позу известного императора, словно собираясь держать речь, но пригляделся внимательнее и задвигался, забегал короткими ножками по кабинету, тщательно разглядывая всё, что попадалось на глаза. Особенно задерживал внимание на редких портретах в рамочках. Были здесь вожди революции в солидном дереве, фотки помельче совсем без рамок эпохи Гражданской войны. Они-то больше других и интересовали человечка-мышь. Уже зажелтевшие и скрючившиеся на углах, они были приколоты к стенкам иголками — Варвара постаралась. На этих фотках красовался Арёл на конях, то пегом, то чёрном, то белом, но везде с шашкой, вскинутой вверх, а на одной Арёл был заснят фотографом даже с самим Будённым[23].

Заметно страдая близорукостью, человечек-мышь почти носом водил по этому снимку, точно его обнюхивал, но, рассмотрев наконец Будённого, потерял всякий интерес и, опомнившись, резко вскинулся — не заметил ли кто?

— Может, чайку с дороги? — заикнулся Арёл, устав от затянувшейся процедуры, больше похожей на обыск. Он тоже зашёл в свой кабинет и теперь стыл у одной из стен, иногда передвигаясь, так как мешал Фринбергу, и тот, тревожа его пальчиком, двигал туда-сюда, осуществляя обход.

— Чаю, говорите? — переспросил и ткнулся очками в лицо Арла он, привстав на цыпочки. — Горяченького?

— Горяченького, — как эхо повторил Арёл.

— Мне представляется, — Фринберг обернулся к Отрезкову, сразу поймавшему его взгляд, — горячее не повредит перед ледяным, а?

Арёл злой шутки не понял, крикнул в приёмную:

— Сисилия Карловна! Варвара! Нам бы чаю…

Но обернулся, не закончив фразы. Отрезков, так и не отводивший глаз от начальства, ощерился по-звериному, гадко захохотал Козлов, Борисов уткнулся в газеты на столе, а Фринберг захихикал, не прикрывая рта с редкими острыми зубками, ткнул пальцем в какую-то старую фотографию сбоку, за этажеркой, которую раньше он не приметил.