Наган и плаха

«Чёрт возьми! — и Арёл, бледнея, увидел на ней себя с бывшим тогда Наркомвоенмором Львом Троцким[24]. — Я же приказывал этой полоумной Варваре, чтоб повыдёргивала со стен фотографии да ещё со Львом! Стерва и пальцем не шевельнула! Выгоню, подлую, в три шеи завтра же!.. Кто же меня сдал? Неужели подосланная из губисполкома Сисилия, она и про дыру в потолке, наверное, растрещала… чаще всех в швейную наверх бегала!.. Но этот-то, очкарик, как заплясал от радости! Оказывается, ради этого он по стенкам рыскал!..»

Фринберг, действительно не скрывая своих чувств, ещё раз глянул на злосчастную фотку Троцкого. Словно запоминая, закончил осмотр и, услыхав призывное похлопывание Отрезкова по свободному креслу, с превосходством направился к рассевшейся за столом команде. Пробравшись на сиденье, он снял перчатки, сцепил пальцы под острым носом, найдя наконец им место.

— Ну вот, — ухмыльнулся довольный, — теперь несите чай.

— Всем? — спросил Арёл, ещё на что-то надеясь.

— Всем, — послушно закивали остальные и даже Козлов, который из всех напитков предпочитал водку, лишь Отрезков промолчал, достал пачку папирос, закурил и неожиданно буркнул:

— Мне не надо.

Екнуло в груди Арла, уже без всякой надежды он крикнул во весь голос:

— Варвара! Сисилия Карловна! Где возитесь?

— Давно уже здесь, — едва не столкнула его уборщица, заскакивая с чашками в кабинет, словно пряталась за спиной, а за ней лодочкой вплыла лучезарная Сисилия Карловна с большим чайником, знакомым, зелёным. Подплыла к гостю, замерла над ним, разливая напиток:

— Осторожно, Наум Иосифович. С огня.

«Вот, стерва! — крякнул Арёл. — И его знает!»

— Ладненько, ладненько, — приговаривая, задержал на ней взгляд и Фринберг, потянулся ущипнуть, играючи, но сдержался. — Горячий чаёк из ваших ручек особенно приятен.

Отхлебнул, но, видно, поторопился, сморщился, обжёгшись, отставил чашку, задев локтем Борисова:

— Что там пишут?

— Я вот подобрал вам статеек из свежих газет, — бросился Арёл к тумбочке, подал стопку. — Здесь о нашей работе и прежде всего о следователе, товарище Громозадове. Как раз всё про дело бывшего председателя губсуда Глазкина.

— Бывшего вашего зама! — принимая бумаги, уточнил Фринберг. — Про ваши успехи, голубчик, нам теперь многое известно…

— «Коммунист» в основном объективно отражает наши трудности, — сделав вид, что не расслышал про Глазкина и язвительное «голубчик», — отрапортовал Арёл. — Трудностей хватает. Как без них? Критику вашу признаём. Но в газетках часто перебирают с этим, а то попадаются статейки поверхностных журналистов. Что с них возьмёшь? Непрофессионалы!.. Демид Тимофеевич Громозадов подтвердит. Как-то заявители прут и прут насчёт взяток судейских лихоимцев обсказать друг друга, а Громозадов где-то задержался, так газетчики волокитчиком его обозвали.

— Это кто же? Этих надо укоротить! — блеснул очками Фринберг. — Кстати, где сейчас Громозадов?

— В следственном изоляторе Демид Тимофеевич, он каждое утро с него начинает и до самого вечера, — не останавливался, боясь, что прервут, твердил Арёл, получив наконец возможность говорить. — Мы ведь до главных взяткодателей добрались, всех трёх братьев, рыбных дельцов Солдатовых, арестовали. Петро среди них сущий пройдоха. Он ведь не только судей, он чиновников из торгового и налогового отдела в кулаке держал, деньгами подкармливал, ну а те ему льготы разные…

— Погодите, погодите! — вскинул руку Фринберг. — Что же Громозадов? Один с ними крутится в изоляторе?

— Ну что вы! Там и Джанерти с Туриным. Помогают.

— Турин? Тот, что из розыска?

— Начальник.

— Который, так сказать, разбомбил весь гнойник и теперь активно способствует?

— Если б не Василий Евлампиевич!..

— Сюда его звать не надо.

Арёл так и застыл с открытым ртом.

— Наше совещание особым будет. А Турина этого я сам приглашу позднее. Побеседую. А вот без Джанерти не обойтись. Его зовите вместе с другими. Кстати, сколько их у вас?

— Следователей? Пять. Два старших и три народных.

— Приглашайте и народных, их мнение может быть интересным.

— Значит, совещание собирать?

— А до вас не дошло, голубчик?