Наглец

Не верится, что я это говорю, но, может, Лёха в каком-то смысле прав? Что, если я зря пекусь о чувствах Полины; быть может, в её случае я наоборот должен поступить неправильно, потому что иначе нельзя? Или наоборот престать за неё бороться и просто ждать, когда она сама поймёт, что со мной ей будет лучше? Нет, второй вариант — точно не вариант; зная её характер, можно сделать стопроцентный прогноз на то, что она выйдет за Аверина, даже если будет всю жизнь страдать. Она же упёртая и независимая; лет десять добивалась своего призрачного статуса и иллюзорности лучшей жизни. Считает, что находится на верхушке мира и имеет всё, о чём можно мечтать, а на самом деле добровольно заперла себя в клетке и позволила надеть на свои ноги кандалы покорности и послушания.

Словно тряпичная марионетка, но она этого будто не замечает.

А может, не хочет замечать.

В любом случае, у меня есть ещё два месяца, чтобы переубедить её и открыть глаза на её «конфетную» жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Ну а если нет, тогда у меня будет только один радикальный метод с кардинальным подходом, но тормозить я всё равно не намерен.

В субботу, проснувшись первым — и слава Богу, потому что под боком снова дрых Шастинский — растолкал парней и, дабы не сидеть в четырёх стенах, потащил их в лес по сугробам, которые уже начали таять и чвякали под ногами. Парни тащились следом, не забывая покрывать меня матом.

— Какого чёрта мы вообще потащились в эту тайгу? — ворчал Кир.

— В тайге, между прочим, нормально ходить можно, — пыхтит Лёха. — А это, мать их, джунгли!

— Ой, да хорош уже ныть, Маугли! — кипятится Макс. — Костян, нахрена ты нас сюда вытащил?

Хмыкаю.

— У нас в коттедже камин? Камин. Его дровами топят? Дровами. А дрова где? Правильно, в лесу. Вот щас веток-палок наберём и назад.

— И ради этого надо было заморачиваться? — ржёт Егор. — Можно было Лёху использовать, он вчера тоже в дрова был.

— Ну-ка цыц, мелочь! — шикает на друга Шастинский. — Я был не дровее тебя, между прочим! Кто вылакал последнюю бутылку коньяка?

— Мляяя, ясельная группа детсада вышла на прогулку, — хохочет Кир.

— Ой, да заткнитесь уже, — ржу в ответ.

— Слушаемся, воспитательница! — хором произносят Егор и Лёха.

Ей Богу, детский сад.

Сбор дров прошёл, мягко говоря, отстойно, потому что Шастинский усложнял и без того нелёгкую задачу, как мог: толкал всех в сугробы, закидывал снежками, которые от ударов рассыпались, превращаясь в кашу, и скатывались за воротник. И хотя он вёл себя как дитё и дико бесил, я всё равно не променял бы эти выходные ни на что другое.

По итогу мы вернулись домой только через два с половиной часа, насквозь мокрые, но довольные; даже Лёха не грузился, как обычно, а скалил свою зубастую пасть во все тридцать два. Я уже даже вспомнить не мог, когда в последний раз атмосфера в нашей компании была настолько позитивной — до появления в наших жизнях тех самых девушек, я полагаю.

— Жрать охота, — сморщился Макс. — Щас бы чего-нибудь вкусного и с мясом.

— Я бы тоже от мяса не отказался, — мечтательно сощурился Кир, вещая мокрый свитер на батарею.

Этот дом был оснащён всем необходимым на все случаи жизни, так что нам удалось переодеться в сухую одежду, раз уж наша пала смертью храбрых стараниями Шастинского.

Который, к слову, в очередной раз нас всех удивил своим заявлением:

— Щас чё-нить сбацаем.

И с довольной ухмылкой от наших растерянных физиономий свалил на кухню.

— В наши ряды затесалась Золушка? — фыркнул Егор, откусывая яблоко.

— Либо я перепил, либо Золушка сменила пол, — смеётся Макс.

— Да похрен, — машет рукой Кир. — Я на всё согласен, если она еду сварганит.

— Эй, я вообще-то всё слышу! — фыркает Лёха и с головой уходит в процесс готовки.

А я уж думал, меня в этой жизни ничем не удивить, но Шастинскому каждый раз удаётся доказать, что это не так.

Вот же лисья морда.

Примерно через полтора часа Лёха выносит в гостиную пять порций тушёного мяса под сливочным соусом с печёным картофелем, которое по вкусу ничем не уступает ресторанному блюду — если не лучше.

— Охренеть, — округляет глаза Макс. — Кто ты и что сделал с моим другом?

— Заткнись уже и ешь, — ржёт Лёха и падает рядом.

— Джейми Оливер нервно курит в сторонке, — блаженно роняет Егор, и на него тут же устремляется четыре пары подозрительных глаз. — Что? У меня Олька просто помешана на кулинарных передачах!

Парни качают головами и продолжают уплетать обед за обе щеки, а я лишь сильнее убеждаюсь в том, что Лёха — это какая-то фантастическая смесь клоунады, серьёзности и умения удивлять простыми вещами.

А ещё я до сих пор хреново знаю своего лучшего друга, и вряд ли когда-то узнаю на все сто процентов. Готов поклясться, что он начал проявлять свои скрытые стороны лишь оттого, что на его жизнь повлияло появление Кристины. Быть может, однажды я увижу совершенно нового и незнакомого мне Шастинского, с которым заново придётся налаживать отношения.

Но если он будет хотя бы вполовину таким, как сейчас, то оно того стоит.

* * *