Наглец

Район, в котором живёт Богдан, хоть и считается престижным, действительно далёк от моих представлений о месте, в котором должна жить молодая семья — из-за невменяемого количества клубов, торговых центров и ветки метро, и всё это практически под окнами. Я вовсе не ханжа, и не всегда сижу дома, когда выпадает свободный вечер, но всё же даже для меня такой бешеный ночной темп — это слишком.

На мои доводы Богдан хмыкает и кивает; мы в молчании доезжаем до моего дома, и он высаживает меня на парковке, не глуша мотор, и просит его дождаться. Мои глаза слипаются, но я всё же даю ему слово и поднимаюсь в свою квартиру; там успеваю принять ванну с ароматным миндальным маслом и одеть белое шёлковое неглиже до пола с кружевами по краям, когда дверь открывается, и я снова вижу Богдана, который втаскивает в несколько заходов пару тяжёлых сумок с вещами. В свой последний заход он приносит охапку моих любимых пионов — и где только нашёл? — и большую плоскую коробку с логотипом модного итальянского магазина одежды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Очередное платье?

В мой квартире имелась целая комната, смежная со спальней, которая из жилой медленно превратилась в гардеробную, потому что мой шкаф физически был не в состоянии вместить все подарки Бо «от чистого сердца». На самом деле, думаю, ему просто нравилось видеть меня в одежде, в которой я выглядела бы рядом с ним соответствующе. Охапку пионов принимаю с искренней улыбкой, потому что действительно их обожаю — в моих глазах они выглядят более живыми, нежели пафосные розы или бездушные лилии — а вот в коробку заглядываю уже чисто из вежливости, потому что дошла до той отметки, когда могу одеваться целый год так, что ни одна вещь не будет надета дважды.

В упаковке оказывается невесомая прелесть персикового цвета от «Изабель Гарсия», и этот подарок по итогу тоже оставляет отпечаток в моей давно очерствевшей душе. А пока я рассматриваю подарки, Богдан оказывается слишком близко для того, чтобы я могла думать о чём-то другом, кроме его рук на своём теле — нетерпеливых рук, потому что моё неглиже издаёт характерный треск под его пальцами, которые яростно впиваются в кожу, будто не касались её целую вечность. Я без промедления отвечаю на эту провокацию, сгорая в огне нашего обоюдного желания, и позволяю ему сделать со мной всё, что ему захочется.

Потому что это моя жизнь.

И она идеальна.

Глава 2. Костя

Костяшки пальцев всё ещё горели огнём. Никогда не думал, что когда-то попаду в такую ситуацию, которой место разве что в фильме, но вот он, мать вашу, живой пример человеческой наглости. Я не чувствовал себя виноватым ни капли; да и таксисту грех жаловаться — путь радуется, что руки-ноги целы.

Хотя, с другой стороны, не могу не замечать того, что с каждым днём становлюсь агрессивнее, хотя причин для этого нет никаких — те же друзья, тот же универ, та же жизнь. Но складывается впечатление, будто отпущенный мне для чего-то срок подходит к концу, а я так и не сделал то, что должен был; у меня заканчивается время, а я даже не знаю условий или поставленной передо мной задачи и уже бесповоротно проигрываю чёртовой жизни всё на свете.

А ещё каждый следующий день до боли похож на предыдущий — словно попал в петлю времени.

Мне почти двадцать три года, а я ни разу в жизни не влюблялся — хотя в это трудно поверить, учитывая, сколько девушек прошло через мою постель. Сначала я ещё на что-то надеялся. Самыми частыми мыслями в моей голове были «Быть может, она станет той самой?» — в адрес каждой девушки, которая провожала меня жадным взглядом; «Может, я не там ищу?» — этот вопрос каждый раз возникал в голове, стоило мне надраться за барной стойкой очередного ночного клуба; «Где носит эту чёртову женщину, которая предназначена мне судьбой?» — как финальный аккорд любого уходящего дня. Так прошло пять лет, и я начал замечать, что разочаровываюсь в жизни, в людях в целом и в женщинах в частности; постепенно любые отношения с противоположным полом опустились до отметки «секс ради секса»: мне было плевать, модель рядом со мной или обычная студентка — я всего лишь удовлетворял потребности организма с теми, кто добровольно вешался на шею.

Это была ещё одна причина потери уважения к девушкам: как можно уважать тех, кто сам себя не уважает? Я не пуританин, но мне казалось не правильным подобное женское поведение, которое они прикрывали «современностью» — трахаться со всеми подряд просто потому, что «мы живём в двадцать первом веке», по меньшей мере признак умственной деградации. Кстати, если быть до конца честным, я и сам под эту категорию попадаю — полный придурок.

Хотя нет, всё же была одна влюблённость, но очень давнишняя и такая поверхностная, что сейчас, восемь лет спустя, я не мог даже вспомнить её имени. Помню только, что она училась в параллельном классе и носила эти бесящие меня жёлтые резинки, которые были слишком велики для её кос.