— Когда я сказал, что позабочусь о тебе и ребенке, я сделал выбор. И я собираюсь принять все, что связано с этим выбором, независимо от последствий.
Его рука все еще на моем лице, но теперь она скользит вверх и вниз по моей нижней губе.
— Человеком, с которым я разговаривал по телефону сегодня вечером, была моя мать. Она была обеспокоена, по-настоящему расстроена происходящим. Потребовалось много времени, чтобы успокоить ее.
— Человек, для которого ты спешил домой, чтобы позвонить, был твоей матерью?
— Как ты думаешь, кто это был?
Я сжимаю губы. На мгновение ничто, кроме звука нашего дыхания, не смеет нарушить тишину между нами.
Мои конечности кажутся тяжелыми, а воздух колеблется таким образом, что мне это не особо нравится.
В мире красоты единственное, что может разрушить модель быстрее, чем наркотики, — это неудачный разрыв отношений. Для Хадина профилактика лучше лечения. Я должна избегать с ним любых ловушек не только ради своей карьеры, но и ради нашего ребенка.
По крайней мере, прямо сейчас наша дружба, основанная на десятилетиях, удерживает нас вместе на тонкой ниточке. Если эта ниточка когда-нибудь лопнет и мы заставим себя завязать романтические отношения ради ‘создания идеальной семьи’, нет никакой гарантии, что это сработает. Или что у нас даже будет наша история, которая удержит нас вместе.
Я осторожно убираю его руку от своего лица. — О том, что я сказала ранее. Это был дерзкий ход.
— Дерзкий?
— Ребенок слушает. — Я прижимаю обе руки к животу. — Я стараюсь не ругаться так сильно.
Он хихикает.
Мои губы подергиваются. — Мне действительно жаль.
— Ты знаешь, как извиняться? Это приятный сюрприз.
— Я не всегда такая заноза в заднице.
— Значит, только со мной? — Хадин наклоняет голову. — Какая честь.
— Если честно? — Я решаю выплеснуться на него, поскольку он угостил меня чаем и простил меня за то, что я дура. — Я была раздражена не только из-за чая. Издательство назначило мне крайний срок для моей следующей книги, а я еще даже не близка к тому, чтобы начать.
— Ты работаешь над своей кулинарной книгой после целого дня путешествия? Кем ты пытаешься быть? Суперженщиной?
— Я могу работать над брендом Vanya Scott только в свободное время. Другого времени не осталось.
— Когда ты отдыхаешь?
— Когда работа будет закончена, — отвечаю я.
Он выгибает бровь. — Эта работа когда-нибудь закончится?
— Не в этом дело.
Хадин качает головой, выпрямляется во весь рост и неспешно направляется к лестнице. Оглядываясь на меня через плечо, он манит меня. — Тогда пошли.
— Куда?
— К тебе в офис. Я помогу тебе провести мозговой штурм.
Его предложение не имеет смысла. Я остаюсь сидеть.
Хадин прислоняется к лестнице, выглядя более восхитительно, чем он имеет на то право. — Это не то же самое, что пользоваться папиной кредитной карточкой, чтобы повеселиться с друзьями, но есть вещи и похуже в три часа ночи в выходные.
Низкий гулкий смех вырывается у меня из груди.
Я спрыгиваю со стойки и плыву к нему. — Нам понадобится еще чай.
— Кран закрыт. Выпей воды.
— Кто здесь босс, а кто ассистент? — Спрашиваю я, глядя на него с притворной хмуростью.
— Сейчас три часа ночи, воскресенье. Если ты сейчас мой начальник, я немедленно подаю заявление об уходе.
— Чай.
— Вода. — Он берет меня за локоть и подталкивает вверх по лестнице.
— Чай с содовой.
— Вода.
— Чайный порошок, завернутый в палочку от сигары, горел, как ладан.
Хадин прищуривает глаза. — Овощной сок.
Я бледнею и спешу обогнать его. — Вода.
Я просыпаюсь от комы, вызванной истощением, из-за настойчивых ударов во входную дверь. Один взгляд на часы на моей тумбочке говорит мне, что все еще воскресенье и еще слишком рано для того, чтобы кто-то так шумел.
Разочарование сжимает мою грудь, когда стук становится громче. Мое тело почти левитирует от праведного негодования. Я бы заполонила улицы в знак протеста против этого. Посещать чей-либо дом до позднего завтрака по воскресеньям — преступление. Худшая несправедливость.
— Уходите! — Кричу я несносному незнакомцу. Как им удается стучать в мою входную дверь так громко, что эхо отдается в мансарде наверху, — загадка, на которую я не хотела бы отвечать.
Я скатываюсь с кровати с сердитым вздохом, который переходит в смущенное ворчание, когда я понимаю, что я
Я пару раз моргаю, чтобы проверить, может ли чрезмерное сжатие век оживить воспоминания. Это так. Я смутно помню, как Хадин поднял меня и вынес из офиса.
Я иду почесать голову и замираю, когда мои пальцы натыкаются на шелк. — Он и мою шапочку надел.
Я не помню, чтобы давала такую инструкцию, что означает только одно — Хадин Маллиз был с чернокожей женщиной. Я уверена в этом. По-другому он бы не узнал, насколько важна шляпка для текстурированных волос.
Я вздрагиваю и вскакиваю с кровати. Кто бы ни был снаружи, он не остановится, пока не сорвет мою дверь прямо с петель.