Нагна

Старик молча поднял мешок на плечо и прошел мимо опешивших всадников к себе в дом. Воины спешились и стояли возле коней, не зная как поступить, спесь при виде прорицателя у них спала. Ведун появился на пороге и посмотрел на «хлопцев».

– Так и будете топтать мне землю? – улыбаясь, спросил дед, – или пройдете в избу, поведаете старику свои печали, авось помогу, а может и нет, – и подмигнул.

Байсил первый направился к дому, остальные двинулись за ним, так и вошли в дом, но столпившись в сенях, боясь переступить порог большой комнаты, на противоположной стороне которой стоял старик.

– Проходите, уже, раз зашли, усаживайтесь на скамью, только ступайте осторожно, дом не развалите, ратники – подбодрил гостей ведун и улыбнулся.

Наконец, молодые воины разместились и уставились на прорицателя.

– Это вы ко мне пришли, что же молчите, как истуканы, я представления не даю, чтобы так на меня смотреть – хитро щурясь, сказал ведун, – Байсил, говори, ты, видать, старший у них.

– Дедушка Веденя, беда у нас – начал Байсил и рассказал все, что с ними приключилось, прося совета и помощи как поступить, как голову из петли вынуть.

Старик внимательно слушал, чуть опустив седую голову набок, сидя на скамье напротив. После последних слов воина, долго молчал, потом встал и прошел к печи, где достал свои гадательные принадлежности, завернутые в тряпичный обветшалый узелок.

– Да, соколики, попались вы в силки своей собственной гордыни, отпускать она вас не хочет и на погибель ведет. Понимаете меня, о чем толкую? – развязывая узелок, спросил дед Веденя.

В ответ он услышал молчание и сопение.

– Ох, хлопцы, кабы глупость ваша еще и не сильней оказалась, чтобы не дать понять, о чем речь веду – вздохнул старик и поглядел на друзей.

– Байсил, почему твои родители не служат князю, а, ответь мне?

– Они при мне это не обсуждают, но краем уха слышал, что за нечестность и жадность князя называют его «Заглотом».

– А ты как считаешь, он честно с вами поступил? – спрашивал ведун.

– Нам стало страшно перед колдуном, это правда, ноги отказывались идти – с трудом говорил Байсил, а дед задавал свои вопросы легко и непринужденно.

– А знаешь, милок, почему вы так испугались? А потому, что на ваших несмышленых еще глазах Суд совершался над губителем душ людских, а в этот Суд никто встрять не может, а попытается – сам погибнет. И не колдуна вы видели, но волхва, некогда великая братия была, пока жрецы с князьями их почти всех не извели.

– Еще скажи мне Байсил, за что ты служишь князю?

– За награду немалую – ответил Байсил, – он наше княжество возвеличить хочет, вернуть ему блеск былой.

– А какой может быть блеск в нищете кругом, а, внучок? Ты, как и вы все, служите алчности князя, и своей гордыне, вседозволенности, только цена службы – полное повиновение, а ослушание карается жестоко. Остается вам одна дорога – забыть совесть и жить без нее, только смерть все равно с вас все спросит и Суд над вами тоже будет. И предстанет перед вами ваша сущность, как у Ждана, «пса цепного».

Дед Веденя развязал узелок, выложил из него содержимое и на столе оказались какие-то палочки, камешки разных цветов и размеров.

– Хотите знать, что вместе вас ждет, не так ли? – спросил он молодых людей.

– Да – за всех ответил Байсил.

Старик закрыл глаза и сосредоточенно принялся мешать все предметы, лежащие перед ним, читая нараспев слова молитвы о помощи высших сил. Затем открыл их и внимательно стал изучать получившийся «узор». Приятели напряглись, немного наклонившись вперед, словно надеялись самостоятельно прочитать свою судьбу, и всматривались «на гадание» на столе.

– Да – протяжно начал старик, – для некоторых из вас шанс сохранить жизнь невелик, вам стоит сильно призадуматься о своей душе, соколики, подумайте над моими словами о службе князю. И последнее – вашу судьбу решит волхв. А теперь, ступайте, притомился я, уже немолод, а вы поспешайте, времени у вас мало.

Воины вышли из дома и направились к коням, они не могли видеть, как дед Веденя простился с молодыми людьми, а Байсилу вслед прошептал: «Одумаешься, внучок, жизнь у тебя длинная».

В молчании покидали маленькую опушку ведуна, кто с тяжелым сердцем, кто в спокойствии. Только отъехав на приличное расстояние от избы, у них завязался разговор.

– Уж не колдун ли? – предположил Глузд, – так он нашу судьбу уже решил, по его раскладу наши шеи под наши головы не подходят, им куда удобнее на копьях сидеть, крепче будут держаться.

Четверо приятелей посмотрели на шутника и ничего не сказали.

– Попридержи язык, Глузд, в другом месте будешь острословием щеголять, а не сейчас и не здесь. Вернемся в посад, иди в кабак, и там чеши своим помелом – оборвал своего приятеля Бадрай.

– Верно, Глузд, ступай-ка ты в кабак по приезду – поддержал это предложение Витко, – моя голова на мне останется, а свою залей и выставляй на всеобщее обозрение.

– Ладно-ладно, что вы так взъелись? Я не со зла – начал оправдываться Глузд, – просто тоска такая напала, хоть вой!