Вот этот обыватель и составлял третью группу, — все обыватели: от бастующих до тех, кто взяв в руки оружие, услужливо доставленное ему из Армении, пошел в горы, став террористом, попросту говоря, уголовником. А чтоб умеючи воевать, к нему на помощь из той же Армении, да из-за рубежа прибыли те, которые в этом уже имели немалый опыт. Конечно, интеллигенты из второго эшелона ружье в руки сами не брали. Их профессия была в другом. Подстрекать — с удовольствием, настроить обывателя к неповиновению властям, пожалуйста, отравить его душу пещерным национализмом, можно, внушить ему ненависть к соседям — для Игоря Мурадяна и Зория Балаяна — проще простого. Словом, если нельзя будет отторгнуть Карабах, с позволения сказать, «демократическим, парламентским» путем, и дело дойдет до бойни, до большой драки, то и тут они берутся подготовить, так сказать, широкие массы обывателей, «идейно» их вооружить, как же — «интеллектуалы». Адвокаты, судьи, публицисты, пропагандисты, развратители, подстрекатели, стратеги, тактики — кто угодно, и все сразу — подстилки для боссов. Однако ж не фидаины, хотя из-за угла могут стрельнуть и сами.
— Ладно, — согласились с ними боссы из первого эшелона, тем более что и террористы, и ландскнехты, и даже — из числа введенных в заблуждение соплеменников — волонтеры — добровольцы, готовые под выцветшими знаменами пасть за дело миацума, были уже готовы. Боссов из первой группы: дашнакских и рамкаварских лидеров, представителей крупного капитала из зарубежной диаспоры, — таких в НКАО не встретишь, ибо если в этих краях они и бывают, то наскоком, да инкогнито.
Лица из среды объевшейся мафии, дельцов крупного подпольного бизнеса и черного рынка из Армении в области тоже не на виду. Эти, может, наезжают почаще первых, но не менее инкогнито. А в самой области таковых раз-два, и обчелся. Здешние боссы помельче, ибо, как-никак, а областной масштаб не республиканский и уж не международный. Да и зачем им ездить и быть на виду, ежели есть для этого «интеллектуалы» типа З.Балаяна, И.Мурадяна, В.Григорьяна и иже с ними.
Словом, крупных боссов от капитала я не видел, ибо если даже они и наезжали в область, то в шашлычные прилюдно не ходили, на митингах не стояли, лекций не читали. А я в «Астории» не вхож, «У Максима» в Париже не бывал и даже о «Мулен Руж» только и знаю, что любил там бывать несчастный и гениальный Тулуз Лотрек. Но цели их, их чаяния и их касательство к карабахской трагедии, истинными авторами которой они и были, я как мог описал. Другое дело деятели из второй группы: видеть и слышать их приходилось, и кое-кого из них так, как я их себе представляю, я постараюсь описать.
Эти люди — З.Балаян, В.Григорьян, С.Бабаян, М.Мирзоян и прочие из той нечестивой компании, что прилюдно взяла на себя функции лидеров «карабахского движения», — эти и составляли ядро второго эшелона действующих лиц драмы, поскольку на первый не тянули, и более того, этой самой первой и прислуживали.
Пожалуй, наиболее выпукло и, так сказать, в едином образе, в концентрированном виде черты их и политического, и просто человеческого лица выразились в Зорие Балаяне, в вожаке этой компании, характеристики которого с лихвой хватит и для описания прочих из них. Что же касается собственно Зория Балаяна, то для понимания того, что это за человек, мне очень помогла книга «Очаг» — его путевые заметки по Армснии. И хоть с эстетической точки зрения книга никудышная, но вещь забавная — стоит прочесть. Я, по крайней мере, не жалею, ибо те впечатления о нем, которые я вынес из книги, подтвердились, как только я его увидел и услышал.
В моем представлении Зорий Балаян — провинциальный политикан популистского толка, выплеснутый на авансцену карабахских событий истинными режиссерами этой драмы. Провинциальный? Да, поскольку далее частокола собственного огорода не в состоянии обозреть и кроме как здешними обывателями и чиновниками с их невысокими духовными потребностями, иными бы ему и не верховодить.
Политикан? Да, поскольку все хрестоматийные признаки политикана ему были присущи. Отсутствие взвешенности, неспособность вникнуть в суть событий и спрогнозировать их развитие, беспринципность, ловкачество, жестокость, лебезение перед сильными мира сего и непомерное тщеславие. Сам Зорий Балаян, правда, не ведает разницы между политикой и политиканством. А ведь если первое искусство, и как таковое требует воображения, способности к абстрактному мышлению, отрешенному от сиюминутной суеты, то политиканство — это уже ремесленничество, примитив, когда обходятся подножным кормом, подручными средствами.
Будем справедливы: в редкие минуты он бывает откровенен, и вот в одну из таких минут он признался, что воображение попросту не дано ему богом. Вот послушайте. Все в том же «Очаге» он пишет, что начинающие литераторы часто шлют ему свои новые стихи и просят прорецензировать их. «Зря стараются, — пишет далее он, — поскольку стихов я не приемлю, ибо как можно писать о том, чего сам не видел.»