Жителей Лилля эти разоблачения поразили. Духовенство поспешило начать расследование; многие священники, надо отдать им должное, открыто заявили, что все это дело не стоит выеденного яйца, – многие, но не большинство, которое энергично настаивало на том, что признания детей имеют законную силу и что нужно сжечь их всех как ведьм в назидание другим. Несчастные родители со слезами на глазах умоляли следователей-капуцинов сохранить жизнь их юным чадам и настойчиво утверждали, что те – не ведьмы, а жертвы ведовства. Это мнение в конечном счете и одержало верх. Антуанетт Буриньон, вбившая детям в головы абсурдные и опасные мысли, была обвинена в ведовстве и допрошена следственной комиссией. Обстоятельства дела представлялись настолько неблагоприятными для нее, что она решила не дожидаться повторного допроса. Изменив, насколько это было в ее силах, внешность, Буриньон поспешно убралась из Лилля, избежав преследования. Останься она в городе еще на четыре часа, ее сожгли бы по приговору суда как ведьму и еретичку. Остается надеяться, что она, независимо от дальнейшего местопребывания, осознала всю опасность вторжения в неокрепшие детские души и что ей больше никогда не доверяли работу с детьми.
Герцог Брауншвейгский и курфюрст Майнцский были поражены исключительной жестокостью, практикуемой при пытках подозреваемых в ведовстве, и убеждены в том, что ни один добродетельный судья не сочтет исторгнутое болью и противоречивое по сути признание доказательством, достаточно веским для казни обвиняемого. Сообщается, что герцог Брауншвейгский пригласил в свой дом двух ученых иезуитов, известных своим непримиримым отношением к ведьмам, чтобы продемонстрировать им жестокость и нелепость существующих методов допроса. В городской темнице как раз находилась женщина, обвиняемая в ведовстве, и герцог, предварительно проинструктировав штатных палачей, отправился туда с двумя иезуитами, чтобы услышать ее признание. Отвечая на серию искусных наводящих вопросов, бедняжка, испытывая крайние мучения и повинуясь принуждению, призналась, что часто посещала шабаши демонов на Брокене; что видела там двоих иезуитов, приобретших своими гнусностями дурную славу даже среди ведьм; что видела, как они принимали образы козлов, волков и других животных, и что многие известные ведьмы рожали от них за раз по пять, шесть и семь детей с жабьими головами и паучьими ногами. Когда ее спросили, далеко ли означенные иезуиты, она ответила, что те в комнате, рядом с ней. Герцог Брауншвейгский увел своих изумленных друзей прочь и рассказал им про свою уловку. Для обоих, знавших о своей невиновности и содрогавшихся при мысли о том, что их ожидало бы, вложи в уста обвиняемой подобное признание не друг, а враг, услышанное явилось убедительным доказательством того, что тысячи людей страдают безвинно. Одним из иезуитов был Фридрих Шпее, автор изданной в 1631 году книги «Cautio Criminalis»[555]
. Этот труд, вскрывающий ужасную подноготную ведьмовских процессов, оказался для Германии исключительно благотворным: Шонбрунн, архиепископ и курфюрст Майнцский, полностью запретил пытки в своих владениях, и его примеру последовали герцог Брауншвейгский и другие владетельные князья. Число подозреваемых в ведовстве тут же сократилось, и накал мании стал ослабевать. В 1654 году курфюрст Бранденбургский издал в отношении дела подозреваемой Анны из Эллерброка рескрипт[556], запрещающий применение пыток и заклеймивший испытание ведьм на плавучесть как несправедливое, жестокое и обманчивое.Это было началом рассвета после затянувшейся тьмы. Суды больше не приговаривали к смерти сотни ведьм ежегодно. В Вюрцбурге – этом городе ведьмовских костров – теперь сжигали только по одной ведьме в год, тогда как сорок лет назад казнили по шестьдесят. С 1660 по 1670 год суды курфюршеств постоянно заменяли выносимые провинциальными трибуналами смертные приговоры пожизненным заключением или клеймением на щеке.
Более взвешенное мировосприятие постепенно избавляло массовое сознание от иллюзий. Ученые мужи освобождались от пут разлагающего суеверия, а власти – как светские, так и церковные – боролись с заблуждением, которое прежде так долго поощряли. В 1670 году парламент Нормандии осудил нескольких женщин на смерть по традиционному обвинению в полете на домданиель верхом на помельях, но Людовик XIV заменил приговор пожизненной ссылкой. Парламент выразил протест, направив королю нижеследующий примечательный запрос. Читатель, вероятно, будет рад ознакомиться с этим документом, который приводится полностью. Он важен тем, что представляет собой последнюю попытку законодательного собрания защитить массовое заблуждение; используемые в нем аргументы и приводимые примеры в высшей степени любопытны. Тот факт, что Людовик XIV не поддался на увещевания, делает ему честь.