Найденка (СИ)

Хмыкнувший Мир молча кивнул напрягшемуся Рысе — мол, давай, Плющ дело говорит, и уже в спину подскочившему бельчонком, убегающему приемышу лихо, пронзительно свистнул, сунув в рот два пальца.

Одобрял шаман — и решение ученика, и благородный поступок вдовца Таура. Теперь можно спокойно выдохнуть и продолжить собирать добро для предстоящего переезда — помирятся ребятишки.

Комментарий к Часть 20 *Прохол – старый вдовец. Тот, у кого нет больше и не будет личного будущего в браке. Считается оскорблением

====== Часть 21 ======

/Чуть более четырех седьмиц спустя/

Обоз из восьми запряженных мощными конями-тяжеловозами крытых, скрипучих телег-фургонов и нескольких нахохленных всадников двигался по каменистой, довольно ухабистой дороге под мелким, противным дождем. Верховые, спасаясь от непогоды, кутались в якобы водонепроницаемые плащи и ругались сквозь выбивающие дробь зубы. Они промокли и продрогли, казалось, до костей.

За последней подводой трусили на длинной, хитрой веревочной сцепке трясущие налитыми молоком сосцами козы, серые и бело-пятнистые, десятка полтора, и обремененная изрядным выменем рыжая корова с рыжим же, в мать, теленком. Козы монотонно помекивали, жалуясь на судьбу, корова с дочерью флегматично помалкивали.

Животных периодически подгонял покусыванием за ляжки здоровенный мокрый пес, похожий статью и мастью на волка и такой же, как его дикая лесная родня, остроухий и зубастый. Бок о бок с кобелиной припрыгивала собачка помельче, повиливала свернутым колечком хвостом. С ее слипшейся сосульками под пузиком желтой шерстки капала вода.

Козлят видно не было — сердобольные переселенцы определили их, слишком пока маленьких и не способных долго бегать, по повозкам, на радость детям.

В возглавляющем обоз фургоне вдруг громко заплакал альфенок Яра и Бэл встрепенулся. Молодой альфа не слезал с коня с самого рассвета, мерное покачивание в седле его усыпляло. Вздохнув, он зябко передернул под плащом плечами.

— Рыся, — окликнул едущего рядом спутника. — Может, привал, а? Жрать хочу и вымерз к шурам.

Шаманчик уныло шмыгнул из-под низко надвинутого капюшона текущим носом. Какой смысл останавливать обоз, если справа река, а слева тянется голое, мокрое пожарище? Костра толком не разведешь, горячей каши не наваришь, даже чаю не вскипятишь. Лучше обождать с привалом — впереди, где-то в семи лучинах пути, темнел стеной лес.

— До опушки доберемся, — осипло ответил беточка мужу. — Там и осядем уже, с ночевой. Дотерпишь, не оми.

Третий всадник, отставший от супругов на полкорпуса и до этого мирно дремавший на спине своей серенькой, спокойной кобылки, перехватил почти выпущенные вожжи и гордо вскинулся.

— А чо сразу оми? — вопросил он нежным омежьим голоском, разбуженный: — Оми, между прочим, молчат и не ноют!

Чистую правду сказал. На редкость стойкий оми, ни голод его не брал, ни холод. Простуда тоже не брала, в отличие от Рыся с Бэлом не чихал и не кашлял.

Юный дарун сглотнул подступившую тошноту, нервным движением пальцев убрал за ухо выбившуюся прядку напитанных дождем волос и вернул съехавший было назад капюшон обратно.

— Кончай охорашиваться, краше тебя все равно на свете нема, — резко одернул омежку злящийся Бэл. — И проверь котелки, полные небось давно, расплещутся.

Дарунчик натянул удила и отстал совсем. Похоже, обиделся. Верный всхрапнул, оборачиваясь на кобылку, и Бэл виновато похлопал коня по шее.

— Да знаю, знаю, — пробормотал он. — Зря я на Мила нагавкал. Теперь прощения просить придется…

Альфенок Яра в возке продолжал вопить, смеркалось, с закрытого плотными тучами предосеннего неба сыпало моросью.

«И чего мне в родной деревне не сиделось? — подумалось альфе. — Сейчас бы наблюдал, как ужинать оми собирают на стол или при горне шуровал, ковал лемехи для вешней страды, селянам про запас…»

Погрузившийся в воспоминания о легкомысленно брошенном домашнем уюте и хозяйстве, Бэл не заметил, как потихоньку уплыл в сон.

Разбудил кузнеца Рыся — весьма болезненно ткнул в бок рукояткой кнута.

— Приехали, лес, — беточка смотрел из темноты вечера с непонятным выражением.

Подводы притормаживали одна за другой, останавливались со скрипом. Из их недр, откинув кожаные пологи, выглядывали взрослые оми и дети с брыкающимися козлятами в охапках, ругался на кого-то, вроде, на камака Мошку, с седла Мир, громко мычала недоенная, замученная длинным переходом, оголодавшая корова Зорька, ей вторили хором козы. Опять орал альфенок Яра, во всю мощь своих здоровых легких: «уууааа, уууааа!», его поддержали самые младшие ребятишки, захныкали на разные голоса.

Мелким детям под дождем было делать нечего, взрослые вполне могли справиться и без них. Бэл спешился, распаковал задок последнего возка и передал Яру с Рысем предусмотрительно заготовленные с прошлого привала дрова и щепу.

Плющ, Мир и Рыся распрягли и стреножили лошадей и пустили их пастись. Мил достал припасы — копченое мясо и пшено, ловко, от кремня, запалил сложенные шаманчиком в ряд четыре костра, установил на них греться котелки с водой. Мошка доил корову, Жужик и трое омежат, братишек Бэла — коз.