Старший сын Мошки, славный альфенок двенадцати весен отроду, с пылающим факелом и топориком наперевес, отправился исследовать опушку на предмет хвороста, и Бэл присоединился к мальчишке. Мало ли кто мог караулить в зарослях, нападет еще, как потом Мошке в глаза смотреть? Вдвоем они нарубили прилично веток, толстых и потоньше, и оттащили в лагерь.
Разумеется, дерево было влажным, но если правильно разложить его вокруг костров, то подсохнет довольно быстро, а дров, чтобы сварить ужин на всех, нужно было много.
«И когда уже этот проклятый дождь закончится? — озабоченно косился на небо Бэл, размахивая топором. — Почти сутки землю мочит… Как бы следующим вечером без топлива не остаться! Чем тогда семью кормить? Сырым пшеном?»
— К утру распогодится, — Рыся подошел неслышно и с готовностью ответил, притянутый мужем вплотную, на объятие. Губы беточки пахли парным молоком и свежим тестом.
До чего же здорово было ни от кого не таиться и открыто упиваться любимым, его вкусом и стоном прямо в рот, его ладонями, требовательно сжавшими руки через плащ чуть выше локтей! Для такого счастья стоило бросить деревню и мерзнуть под дождем в седле.
— Мое сердце, — прошептал шаманчик, прерывая грозящий затянуться поцелуй и отстраняясь. — Весь мой, целиком. Пойдем уже, — предложил он с придыханием, — каша готова, Мил зовет.
Наевшись от пуза горячего зернистого варева со шкварками и жареным луком, супруги уползли в свой, отгороженный натянутым на веревочке одеялом уголок второго из возков Мира миловаться, насколько хватит остатка сил, и спать. Места тут было мало, но теснота влюбленную троицу совершенно не смущала — зато вместе и никакая сволочь не набежит с кольем, вопя: «грех!», «шуры!»
Свободные.
====== Часть 22 ======
Рыся проснулся от того, что ему посасывали мочку уха. Разлепив один глаз, шаманчик посмотрел, кто это с утра пораньше такой ласковый и совсем не удивился, обнаружив, что Мил. Мог, в принципе, догадаться и вслепую — не склонный к телячьим нежностям Бэл бы кусал. Альфа, чего с него, хищника-захватчика, возьмешь…
Заметив, что Рыся моргает, омежка немного отстранился и с лукавой улыбкой приложил к губам палец, призывая к тишине.
— Бэла будить пока не будем, — прошептал он и, не дожидаясь согласия беточки, потянулся с поцелуем.
Вот только Рыся не был на данный момент настроен на любовную возню. Его организм требовал срочно сползать «до ветру», после отсморкать забитый соплями нос и смочить каким-нибудь горячим, желательно сдобренным медом питьем дерущее, простуженное горло. Разболелся, короче. Доездился под дождем.
— Эээ, — прохладная ладошка Мила скользнула и накрыла беточке лоб. — Да ты весь горишь! Ой-ой!
Встревоженный и разохавшийся, дарун приподнялся на локте и защупал основательнее. Проведенное омежкой краткое исследование тела Рыся показало — у того жар абсолютно везде.
Устроенная Милом возня потревожила Бэла. Молодой кузнец, недовольно бурча, заискал пропавшее, откинутое омежкой одеяло, наткнулся на плечо Рыси и передумал дрыхнуть — сграбастал шаманчика поперек торса.
— Горячий какой, — мурлыкнул гнусаво. — Печка прямо… Моя сладкая печка…
Но настроившегося на удовольствие альфу постигло горькое разочарование — Рыся его оттолкнул.
— Потом… — простонал бедняга, резко сел и задавился булькающим, «нехорошим» кашлем.
Не соображающий еще толком спросонья Бэл тоже сел и заморгал.
— Мы где? — вякнул он, морщась от подступившего чиха. — Почему так темно? Ставни откройте!
Забыл, что не в спальной родной избы находится, а в фургоне. Не привык пока, всего за пять суток дороги.
— Не могу, сердце мое, здесь нет ставен, — печально ответил мужу Мил. — Погоди малек, полог чуток отверну, и посветлеет…
Дарунчик уже натянул рубашку и всовывал руки в рукава теплой кофты из козьей шерсти. Внезапно он задушенно всхлипнул и, прижав ко рту ладонь, на четвереньках ломанул на улицу, по пути зацепив и сорвав служащее перегородкой одеяло.
Рыся и Бэл проводили супруга удивленными взглядами.
— Чо… — альфа привстал.
До слуха напрягшихся парней донеслись приглушенные расстоянием странные звуки, будто кого-то рвало.
— Ничо, — фыркнул шаманчик и снова закашлялся. — Ребенок у тебя скоро родится, Бэл. — выдавил он с трудом. — Поздравляю. Не помог вам дроб. Неужто сам до сих пор не учуял? У Мила запах еще две седьмицы назад сменился!
Бэл чихнул и затер указательными пальцами свербящий нос. Новые, недавно появившиеся в полевом, цветущем букете даруна нотки лаванды альфа, безусловно, приметил, но приписал их тому, что Мил насквозь пропитался Рысей…
Но ведь беты бесплодны!!! Или нет, и о подобных случаях в миру умалчивается теми же шаманами?!
Оглушенный свалившейся на макушку мыслью кузнец скрипнул стиснувшимися самопроизвольно зубами и проговорил, очень тихо:
— Себя поздравляй, не меня. Отец, похоже, ты: мой запах — хвоя.
Лицо у шаманчика потрясенно вытянулось. Похлопав ресницами, юный ведун очнулся из ступора, вернул обратно отвалившуюся челюсть и мотнул головой.
— Невозможно, — возразил, впрочем, весьма неуверенно. — У бет не бывает детей.