Найденыш

— Ну что же… смотри, дочка! — дрогнувшим голосом сказала Уна, и отпила из одного пузырька, плотно затем прикрыв его крышку. Это снадобье сразу било по мозгу, отключая и боль, и запах, и вкус, но действовало очень недолго — минут десять, не больше. Только потом болела голова. Редкое средство, редко применяемое. Уна держала его на всякий случай — именно что для себя.

Диана осторожно ощупала покрасневшее, опухшее место, посмотрела на спокойно лежавшую Уну, видимо боясь, что сделает ей больно, и та подбодрила:

— Быстрее, дочка, быстрее! Снадобье скоро перестанет действовать! Мне совсем не больно!

И тогда Диана решительно поддела пальцами разрез сбоку и отодвинула кожу. Сразу потекла кровь и сукровица — кожа успела прилипнуть. Диана взяла в руки бутылочку со специальной жидкостью для промывки ран, и неловко, но быстро стала мыть разрез. Затем взяла в руки нож, который уже торчал в кружке с такой же жидкостью, и дрожащими руками полоснула по коже по линии примерного направления раневого канала. Брызнула кровь, залив Диане руки, лицо, но девочка не обращала на это никакого внимания — закончила свое дело, распахав кожу до мяса, и углубившись в спинную мышцу — стрела прошла через нее. И да! Она нашла в ране почти не видное маленькое перышко из оперения стрелы. Если бы рану не разрезали — наверняка началось бы воспаление, за ним — заражение и все было бы очень плохо.

Уна не могла достать до спины и сама себе сделать разрез. Доверить операцию пяти-шестилетней девочке? А кому еще? Диана абсолютно не боится крови, и вообще практически ничего не боится — это даже ненормально. Единственное, что ее может напугать — это опасность, которая угрожает близким. Кахиру, Нафане, маме. Маме — в первую очередь. И главная задача — успокоить девочку, и тогда все будет хорошо.

— Молодец! Мне не больно. Продолжай, моя хорошая! У тебя все получается! — сказала Уна, когда Диана торжествующе показала ей вымазанное в крови перо.

Диана быстро промыла разрез, потянулась за нитками, и… вдруг предложила:

— Мамочка, ляг на бочок! Не бойся! Я все хорошо сделаю!

Уна секунду думала, а потом решилась — тем более что времени у нее оставалось совсем немного. Скоро начнет болеть. Диана никак не успеет зашить кожу до окончания действия снадобья. Повернулась на правый бок и замерла, чувствуя, как кожу уже начинает щипать. Скоро вернется боль, и тогда… тогда будет тяжко. Лекарка может лечить раны. Но кто вылечит ее рану? Увы, сама себя она вылечить не может. Нет, не так — она может воспользоваться приготовленными ей же снадобьями, но применить к себе Песню — не может. Не получается. Для этого надо быть уровнем не меньше Магистра — по крайней мере так говорят книги. И то… не каждый Магистр может лечить себя.

Диана действовала быстро и уверенно, будто делала это каждый день. Впрочем — она нередко присутствовала на приемах больных, а память у нее уникальная — запоминает все и сразу, навечно. Потому — совсем не удивительно, что она копирует движения наставницы. Тонкие пальчики легли на разрез, соединили вместе кожу, и тут же в пространство полился сочный, густой напев, очень похожий на песню про степь. Только теперь музыка была до предела насыщена магией. Так насыщена, что Уне показалось, будто в комнате запахло, как после грозы, и вроде как увидела парочку маленьких шаровых молний, уютно устроившихся на ручке метлы в углу комнаты и на вершине шкафа со снадобьями. Но скорее всего Уне это померещилось.

Пальцы двигались от спины к грудине, слепляя вместе края раны, а песня все тянулась и тянулась — широкая, просторная… Уна на миг даже почувствовала запах пожухлой травы, которую колыхал горячий ветер. Но скорее всего это все от действия снадобья, имеющего и некоторые галлюциногенные свойства. Наркотик, чего уж там… редкий, безопасный, с малым сроком действия — и со своими особенностями.

Когда песня закончилась, Уна с тревогой посмотрела на Диану — что с ней?! Как она перенесла?! Но девочка довольно улыбалась:

— Все, мамочка! Получилось! Я у тебя молодец!

— Ты у меня всегда молодец… — совершенно не думая ответила Уна, и вдруг ощутила такой прилив силы и бодрости, что даже вздрогнула. Одним плавным быстрым движением она села на кушетке, схватилась за рану… и не обнаружила ее. Чистое, гладкое место, будто никогда не было никакой стрелы, едва не пробившей сердце Уны.

— Ты… ты… девочка моя! Ты не просто молодец, ты… самый большой из всех больших молодцов которые есть в самом большом мире! — Уна хохоча подхватила Диану на руки, и закружилась по смотровой комнате. Диана визжала, Уна хохотала, и они кружились, кружились… пока не обнаружили у порога троицу, состоявшую из двух мужчин, державших в руках топор и длинный нож, и женщину со сковородой в руке. Тогда Уна опустила Диану на пол и застыла, задыхаясь — крови все-таки прилично потеряла, слабость!

— Деточка, мы перепугались! — отводя в сторону глаза и подняв брови пробормотал Кормак, убирая нож куда-то под рубаху — Извини, что помешали.