Найденыш

— Кто хорошо ест — тот хорошо и работает! — глубокомысленно заключил Кормак, и широко улыбнулся, глядя на обнявшуюся парочку — ну и шуму же от вас в селении, моя дорогая лекарка! Но… это правильный шум. Грета, налей ей узвару — пусть мозги прочистит. Я ей вчера дал успокоительного, так что в голове у нее сейчас небось как вата. Чего смотришь? Ты все время порывалась бежать, спасать дочку — боялся, что глаза мне выдерешь, или еще чего… поинтереснее! Так что пришлось успокоительное дать! Чего смотришь, Гретка? Думаешь, что свекру то что поинтереснее уже не нужно?

— Вам, папа, о душе надо думать, а не о девках! — хихикнула Грета и ойкнула, когда тяжелая рука Кормака врезала ей по крепкому заду — Тьфу на вас! Охальник! Старый, а туда же!

И они вместе засмеялись. А Уна не смеялась. Мысли ее плавали в приятном розовом тумане, ей было хорошо. Дочка рядом, все живы, тепло, пахнет пирогами — чего еще желать? А то, что бок дергает, болит — так это пройдет. Это не беда!

Глава 12

Уна отошла часа через два — наконец-то сообразила, заставила себя сходить в лавку и выпить бодрящее снадобье. Оно подействовало быстро, и через десять минут Уна осознала, что бегает по дому в одних войлочных тапках на босу ногу, и старом халате на коротенькую рубашонку, не скрывающую почти ничего от любопытных глаз. Пояс от халата куда-то подевался, он все время распахивался, так что приходилось придерживать его полы руками. Ну а когда забывалась, уйдя в свои теплые грезы — то и ходила как королева в развивающейся мантии, ничуть не заботясь о благодарных зрителях.

Правда, молодого лесоруба уже увели в его комнату, но надо было видеть его глаза, когда он следил за перемещениями Уны. А у нее плюс к туманно-возвышенному состоянию вдруг возникло стремление куда-то бежать, что-то хватать — помогать Грете, тискать Нафаню, хвататься то за посуду, то за чайник и всякое такое. Вроде бы и не сопоставимые состояния — одновременно и возбуждение и торможение мозга, но Уна знала — так все-таки бывает. Часть сознания, отвечающая за осмысленные действия — заторможена, работает и ускорена та область мозга, которая контролирует собственно выживание тела. Есть, пить, ходить и всякое такое.

Когда осознала, что бегает по дому в не очень-то приличном виде — побежала к себе в комнату и переоделась в нормальную домашнюю одежду — широкие свободные полотняные штаны с кружавчиками, такую же рубаху, натянула теплые шерстяные носки (по полу зимой всегда дует), а еще — причесалась и смыла кое-где оставшиеся кусочки присохшей к коже корки крови. Кто-то ее ночью вымыл, но по причине позднего времени и соответственно темноты — пропустили эти остаточные следы ночного побоища.

Когда закончила переодевание — пошла вниз, забрала Диану, попросив Кормака подождать, и занялась осмотром дочкиной раны.

Ну что сказать… рана ей не понравилась — как и все раны, которые могли бы возникнуть на любимой дочке. Ну что может быть хорошего в ране? Рана — она и есть рана. Стесана кожа, на ее месте — кровавая корочка и припухлость. Но если подумать — все-таки получилось очень удачно. Боги ли отвели руку негодяя, или просто так получилось, но… в общем — кость не задета, топор стесал немного кожи и полетел дальше.

Пение не заняло много времени — десять минут, и от ранки остались лишь воспоминания. Никаких следов, что тут что-то было.

Ну а потом занялась уже собой. Сняла рубашку, размотала бинты… и поморщилась. Нехорошо! Вокруг раны — покраснение, похоже, что она воспалилась. Зашивать не нужно — кожа уже прилипла к месту, но если внутри остались кусочки хвостового оперения стрелы — это будет очень печально. Нужно разрезать рану, а потом заново ее сшить. Ну и залечить, конечно. И кто будет вскрывать?

Уна и сама не заметила, как сказала это вслух. Поняла это только тогда, когда ей ответила Диана:

— Я могу посмотреть! Если там что-то осталось, я разрежу и зашью! Мам, я же смотрела, как ты делаешь, да и книг много прочитала. Я смогу! Точно, смогу!

— Пойдем в лавку — кивнула Уна, и невольно скривилась. Рана болела все больше, ее дергало, как раскаленными щипцами и на лице выступил пот. Непонятно как она высидела все это время мирно беседуя с Кормаком. Хотя… это-то как раз и понятно: то снадобье, которым он ее опоил. Оно было не только и не столько успокаивающим, но еще и болеутоляющим. Его применяют солдаты, раненые на поле боя. Выпил, и тихонько дошлепал до палатки лекаря. Или дождался помощи, не в силах выбраться из побоища.

Они спустились в гостиную, (Уна помахала Кормаку и показала на бок, состроив страдальческую рожицу) оттуда перешли по коридору к двери лавки, и скоро Уна стояла перед любимым шкафом со снадобьями, который все-таки удалось утащить из лесной избушки и здесь заново собрать. Уна быстро собрала нужные порошки и бутылочки с жидкостью, поставила на столик возле лекарской кушетки, и сняв с себя верхнюю половину одежды улеглась на эту самую кушетку. На ней осматривали больных, и сейчас кушетка была чисто, до блеска вымыта и протерта крепким вином тройной перегонки, убивающим любую заразу.