Найденыш

На завтрак Мария Павловна отварила картошку. Ребенок с зубками уже должен есть пюре. Заботясь о витаминах, она растолкла с картошкой полдольки чеснока и добавила сушеный укроп.

– Кушать будешь? – ласково спросила она.

– Ням-ням, – радостно ответил малыш. Видно, пюре было ему не в диковину. Он даже попытался ткнуть в миску ложкой, но не смог ничего зачерпнуть. Мария Павловна перехватила ложку, набрала немного картофельного месива и мягко направила ему в ротик.

Кроха с готовностью открыл рот, но тут же закашлялся, выплюнул пюре и заплакал. Обжегся? Мария Павловна попробовала пюре, оно было чуть теплым.

– Кушай, Антоша, – проворковала она. – Вкусно, – и, причмокнув губами, дала ему еще одну ложку.

На этот раз он не стал тянуться к ней ротиком. Наоборот, сжал губки и замотал головой.

– Антоша, надо кушать. Ням-ням. Витамины.

Малыш поднял рев. Ей все же удалось всунуть ему несколько ложек, когда он разевал рот для недовольного крика. Он давился и брызгал слезами. А потом у него началась рвота, по личику пошли красные пятна. Аллергия. Мария Павловна напоила всхлипывающего Антошу водой, убаюкала и сама доедала холодное пюре.

Назавтра, ближе к обеду стукнула калитка. Пес гавкнул пару раз по долгу службы и вильнул гостю хвостом. Может, вошедший и не заслуживал такого приветливого отношения, но пес последнее время был чем-то подавлен, и появление знакомого его обрадовало.

Это был заросший щетиной мужичонка неопределенного возраста, в вылинявшей куртке, остатки окраски которой успешно маскировались грязью, в джинсах с дырой на колене, заляпанных глиной, и в намокших валенках. Мужик распространял вокруг себя острый запах носков и перегара. Двигался он не очень уверенно, но привычный маршрут давно въелся в подсознательную память, и, расплескивая лужи и совершая рискованные повороты, он добрался-таки до крыльца.

Звали неказистого мужичка Игорь Андреевич, и был он ближайшим соседом Марии Павловны – не одним из ближайших, а единственным в своем роде. Двор, примыкающий к хозяйству Марии Павловны с другой стороны, был заколочен, а ветхий домик растащен деревенскими на доски. Бабулька, жившая здесь, пять лет назад умерла, охотников на ее убогое добро среди наследников не нашлось, и двор пустовал. Лачуга Игоря Андреевича имела сносный внешний вид лишь потому, что год назад он стибрил с работы белую краску, которой красили палаты, и подновил фасад. Внутри же все заросло грязью и паутиной. Женской руки в доме не было, а самого Игоря Андреевича после второй рюмки такая обстановка вполне устраивала.

Работал он в той самой районной больнице. Не врачом, упаси господи: вряд ли нашелся бы даже бомж, согласный отдать свое здоровье в его трясущиеся руки. Игорь Андреевич числился санитаром. Сутки через двое он кантовался в больнице, таскал носилки, разгружал машины пищеблока и прачечной, помогал загружать мусоровоз и точил лясы с больными алкашами. В свободное же время он наливался самогоном. Все, что делал Игорь Андреевич по хозяйству, он делал в редкие минуты трезвости, а потому хозяйство не процветало.

Он толкнул дверь соседки и протрубил:

– Павловна! Бражки дай!

Мария Павловна поднялась от ребенка, с которым играла, и направилась к чулану. Игорь Андреевич прищурился:

– Ба! Это кто такое? Утю-тю-тю! – он ткнул в пухлый детский животик заскорузлым пальцем.

– Руки убери, Андреич, – окрысилась Мария Павловна, выходя из чулана с запотевшей литровой банкой. – Ты их когда мыл в последний раз?

– Да не нуди, соседушка. Микроб – существо тонкое, грязи не выносит. А пацанчик-то весь в тебя, – он скорчил рожу и ухмыльнулся. – С кем согрешила-то, Павловна? Гы-ы…

– А пошел ты! – рявкнула хозяйка и вытолкала незваного гостя за дверь.

– Слышь, Павловна! – донеслось со двора. – В крестные возьмешь?

Она не ответила.

Некоторое время назад, когда Мария Павловна слегка оклемалась от захлестнувших ее чувств, она задумалась. Впервые за многие годы задумалась о будущем. О том, как она станет растить своего нового Антошку. А может, это тот же самый? Ведь верят же некоторые, что после смерти душа вселяется в новое тело? О том, как объяснить знакомым его появление. Сперва она думала выдать мальчика за сына умершей двоюродной сестры, но после того что ляпнул сосед… Почему бы нет? Он назвал меня мамой. Он светленький – и она светленькая. Проглотят, не подавятся. Будут, конечно, языки чесать: кто отец, да когда родила, да почему незаметно было. Ну, под ее ватником и двух животов бы не заметили. А с кем завела дитё, вообще не их собачье дело. Чай, не школьница, имею право. Она внезапно вспомнила, что уже шесть лет не причащалась этого нехитрого жизненного таинства. Почему до сих пор она об этом не вспоминала?