Найди меня, мой принц

По мере осознания его слов меня начинает мутить ещё сильнее. Хотя куда уже? Открываю глаза и морщусь от болезненно яркого света. Преодолевая себя, сквозь выступившие слёзы оглядываюсь вокруг. И ничем хорошим меня окружающее не радует. Словно моего контуженного состояния мало, я ещё и в клетке, оказывается. И как отсюда выбираться? Стараясь не шуметь, поворачиваю голову на голоса и вижу спины двух мужиков, сидящих на козлах, судя по всему, повозки. Спины я, кстати вижу только ниже лопаток. Сверху обзор закрывает свисающий с крыши грязный брезент. И это, пожалуй, хорошо, поскольку исключает возможность, что они заметят краем глаза мои движения. Главное не шуметь. Полежав ещё с минутку и ожидая, пока схлынет очередная волна дурноты, едва дыша, контролируя каждое движение, осторожно сажусь и, пошатываясь, принимаюсь ощупывать голову. На затылке огромная шишка, но влаги и даже засохшей крови нет. Наверное, волосы с куфией спасли. Куфия, кстати, сползла и болтается теперь на шее. Снимаю её, поправляю растрепавшуюся косу и дрожащими руками наматываю головной убор обратно. Потом вряд ли будет возможность. О том, что мне это никак не поможет, и я на этот раз не выберусь из передряги думать себе категорически запрещаю. Выберусь. Глотки перегрызу, но выберусь.

Они ещё о чём-то переругиваются, переговариваются, обсуждают нападение и то, что всех в пределах лагеря накрыло каким-то мощным заклинанием. Потом спорят, было ли это заклинание сработавшей охранкой, или это храмовники проснулись и шандарахнули во всю мощь. Звучит даже версия, что сам Явар за кощунство нападавших наказал. Вон Горвуля дерево убило. Я не знаю, о каком заклинании идёт речь, меня больше заботит, смогу ли я открыть висящий замок на этой клетке. И почему среди моих многочисленных увлечений медвежатничество никогда не значилось? Столько всего умею, а замки вскрывать нет. Непростительное упущение. Надо будет наверстать. Но на всякий случай я достаю из волос под куфией шпильку, намереваясь хотя бы попробовать. Может повезёт?

Но испытать себя в новой роли мне не дают возможности. Скрипучий тпрукает, останавливая лошадь, повозка со скрипом, прекращает трястись. А цыкало резко разворачивается и, подняв брезент, заглядывает внутрь. Наши взгляды встречаются, и его мерзкая рожа расползается в довольном оскале.

— Очухалась? Это хорошо. Я люблю, чтоб брыкались.

В груди мерзко сжимает от подступающей паники, я сглатываю, следя за каждым его движением. А мужик уже собирается перекинуть ногу через спинку козлов и залезть в повозку, как его подельник, резко крякнув, начинает заваливаться набок, пока не повисает безжизненным кулем. Я ещё пытаюсь сообразить, что произошло, цыкало ныряет в повозку, стараясь укрыться, и тут у него на лбу буквально на моих глазах с глухим хлопком расцветает алое пятно, из которого торчит странная штука, напоминающая стрелу.

Нет. Меня не вырвет. Меня не вырвет. Я вроде как сильная. Задолбалась я быть сильной. Хочу побыть слабой. И поплакать на сильном плече. Чтобы кто-то большой и сильный обнял и пожалел.

— Эй ты как? Живой? — кажется, перед моим остекленевшим взглядом кто-то машет рукой.

— Не знаю, — честно признаюсь я хрипло.

— Значит живой, — хмыкает низкий мужской голос. — Ты ведь Рома?

— Да, — поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с прищуренными внимательными глазами, цвет которых не рассмотреть под глубоким капюшоном. Огромный широкоплечий мужчина в тёмно-серой жупархе, склонив голову набок рассматривает меня с пристальным интересом, отчего по коже пробегает толпа ледяных мурашек. Пугающий тип. Опасный. Сильный.

— Я — Рэн, — слегка ухмыляется он. — Знаешь, где ключ?

— Нет, — поборов самоубийственное желание помотать больной головой, отвечаю ему, нервно сглатывая. Он понятливо кивает и проскальзывает мимо клетки к трупам моих похитителей, принимаясь их методично обыскивать, начав с цыкала.

— Рэн, там причал замаскированный. И баркас пришвартован, — раздаётся новый голос, и на козлы взбирается ещё один пугающий мощью и опасной аурой незнакомец. — Что ищешь? — интересуется он, заметив манипуляции своего товарища.

— Уже нашёл, — сообщает тот ему, доставая из кармана цыкала ключ. — На баркасе кто-то был?

— Пусто, — второй мужчина переводит свой взгляд на меня, удивлённо прищуриваясь. — Это он? Наша пропажа?

— Он самый, — отвечает Рэн, открывая замок.

— Кто вы? — наконец отмираю я.

— Добрые путники, — хмыкает тот, что на козлах. И с такой «доброй» улыбкой, что прям вот сразу верится. — Вылазь, мелкий.

Что-то мне не хочется. Прошмыгнуть бы да дать дёру, но сомневаюсь, что такой финт с ними пройдёт. Понять бы что им от меня надо. И откуда знают моё имя? Сознание после сотрясения мутится, и мозги работают со скрипом. Голова по-прежнему раскалывается, не добавляя ясности. Хмурясь, рассматриваю присевшего у дверей клетки Рэна, пытаясь определиться со своими выводами и действиями.