— Мы помогли вашему каравану отбить нападение, — понятливо щурясь, сообщает он. — Тебя с сестрой и второй девочкой из вашего фургона не досчитались. Девчонок я нашёл. Ты молодец, что приказал им спрятаться. Твоя Лялька выбралась из расщелины, в которой сидела, только после того, как я ей обещал найти тебя и помочь. Вот, собственно, выполняю обещание. Так что прекращай ломаться. Вылезай из клетки, времени мало.
Чувствую, что не врёт. И уходит, оставив дверь открытой. Вполуха слушая тихий разговор мужчин о баркасе и возможных планах преступников, я таки покидаю своё ненадёжное укрытие. Убегать уже не кажется разумным. Понятия не имею, где нахожусь и как вернуться к лагерю. Придётся положиться на свой дар и поверить этим двоим. Но тут возникает новая проблема. Среди паломников я позволила себе слегка расслабиться. Находясь целый день в повозке среди женщин, которым не положено пристально рассматривать мужчин, даже будь они подростками, а во время привалов, держась в стороне от всех, я расслабила повязку на груди, чтобы не так сильно передавливала и не причиняла дискомфорт. Под свободным каптаном скрывавшем меня до колен издалека, или в темноте, это не было заметно, как и моя пятая точка, да и не чувствовала я пристального к себе внимания. А вот с этими вооружёнными до зубов хищниками, похожими на ассасинов из столь популярной в моём мире игры, с пронзительными проницательными взглядами точно надо быть осторожней. Не производят они впечатление невнимательных и ненаблюдательных. Скорее совсем наоборот.
Пользуясь тем, что на меня не смотрят, поправляю одежду. Сутулясь и совсем не понарошку пошатываясь, осторожно приближаюсь к мужчинам. Рэн слегка поворачивает в мою сторону голову.
— Что с тобой?
— По башке сильно треснули, — признаюсь, выглядывая из повозки. Впереди виднеется река. Судя по всему та, в которой меня топить собирались.
— Сильно говоришь? Давай, посмотрю, — предлагает мужчина, и я едва сдерживаюсь, чтобы не шарахнуться. Вот нервируют они меня.
— Не надо. Там только шишка. Пройдёт, — как можно спокойней отвечаю, но он подозрительно прищуривается, явно не поверив.
— Зря. Караван с храмовниками и целителями уже скорее всего двинулся дальше. Пока нагоним, пройдёт время.
От услышанного меня накрывает волна неконтролируемой паники. Что значит, двинулся? Этого не может быть!
— Как?!! Двинулся?!! Там же… там же моя Лялька. И бабушка, — хриплю я, испуганно таращась на мужчин.
— Твоя бабушка категорически отказалась ехать дальше без тебя, так что они ждут в лагере, — пытаются меня успокоить, но результат получается ещё хуже.
— Одни?!! — едва не срываюсь я на визг. — С ними же что угодно может случиться!!!
В приступе паники, усугублённом сотрясением, я бросаюсь вперёд, собираясь выпрячь хотя бы одну из двух лошадей, мирно прядущих ушами перед фургоном.
— Не одни. Успокойся. С ними надёжный человек, который защитит их в случае чего, — накрывает моё плечо тяжёлая рука Рэна. — Но времени терять действительно не стоит. Надо караван догнать. — И обращаясь к своему товарищу, командует: — Кор, давай уберём лишнее из повозки.
— Думаешь забрать её с собой? — вскидывает тот удивлённо бровь.
— А как ты предлагаешь везти старушку с ребёнком? Да и этот герой — скупой кивок в мою сторону. — Едва на ногах держится. Куда ему в седло?
— Я из без седла могу, — вырывается у меня обиженное. Тоже мне…
— Поверю на слово. Но своим бабушке с сестрой ты живой нужен. Так что сядь и не мельтеши, — приказывает этот весь из себя крутой тип, заставив меня скрипнуть зубами. Нет, он может и прав, но бесит.
Впрочем, спорить сил у меня не находится, поэтому я усаживаюсь прямо тут, уперевшись спиной в передний борт повозки. Складываю руки на груди, пряча её, и только потом понимаю, что этот жест может выглядеть вызывающим, или, что ещё хуже, по-детски обиженным. Но, кажется, на это никто не обратил внимание. Рэн и тот второй, который, вроде как Кор, уже дружно примеряются к клетке. Что ж. Пускай занимаются. Может и хорошо, что они меня болезным посчитали. Не надо участвовать во всех этих мужских делах с перетягиванием тяжестей. Куда мне до этих громил?
Краем глаза наблюдая за своими спасителями и пытаясь лишний раз не шевелиться, чтобы не тревожить ушибленную голову, я сама не замечаю, как заваливаюсь в угол, задремав. Просыпаюсь от того, что меня встряхивает, приложив спиной об бортик. Сдержать стон не получается, как и порыв свернуться калачиком.
— Ты как там? — снова этот ровный голос, который был бы приятным, если бы так не напрягал.
— Живой, — ворчу, разлепляя глаза и осматриваясь вокруг. Клетки в повозке больше нет, как и тела цыкала.
— Иди сюда. Поговорить надо, — командует Рэн.
— О чём? — уточняю подозрительно. Понимаю, что нет ничего странного в том, что взрослый матёрый и возможно связанный с военными структурами мужик разговаривает с пацаном таким командным тоном, но ничего не могу поделать со своим внутренним раздражением.