Найди выход, найди вход

У них-то дверь сразу открылась. Что-то не везет мне в последнее время. Наверное, следует искать в том тайный и глубокий смысл. Но такие занятия мне не по душе. Особенно сейчас, когда надо готовиться к экзаменам.

К чему бы всё это?

«Послание к умершему телевизору»

Ты — маленькое наглое создание — умело испортило мне вечер. За это подвергаю тебя самой страшной мере наказания — всеобщему позору. Отныне будешь веки вечные лежать, изнывая от жары и холода, на балконе. И пусть твое бренное тело сожрут коричневые тараканы и наши временные гости — пауки. Тогда возможно, безнадежная вещица, поймешь, что правда была не на твоей пыльной стороне…

Убийственно разозленная Марианна Птичкина

☼

Что это, затишье перед бурей?

Сегодня всё тихо. Даже странно тихо. Никаких разрушений, поломок, неоткрывающихся дверей. Никакого невезения. Всё — как обычно. Даже немного страшно. Совсем чуть-чуть.

Сегодня на меня никто не орал, ничего не ломалось, и все работало. Прямо идиллия! Социалистическая утопия! Все мирное, спокойное, безмятежное.

Наверное, я жду подвоха. Жду, когда что-нибудь грохнет или разрушится. Но все молчит. Безмолвие безмолвием.

Такие дни не интересны.

Нечего писать! Не о чем думать! Просто день и ничего более. Лишь 24 часа скуки.

Зачем нужны такие дни?

Что-то я совсем распустилась: обилие вопросительных и восклицательных знаков, короткие неполные фразы без особого смысла.

Где действие? Где всплеск чувств? Где, в конце концов, вчерашнее пессимистическое настроение?

Ничего этого нет.

Ужасно непривычно.

Я даже пыталась создать конфликт: на уроке английского языка съязвила учительнице: «Для кого жизнь, а для кого временное заключение в наказание за пролитую кровь» (она опять пыталась высказать нам отношение к смыслу бытия). Но ничего не произошло: никаких действий, никаких чувств.

В почтовом ящике нашла странную рекламу. Может, это вообще не реклама? Больше похоже на открытку. По крайней мере, я не понимаю, что можно рекламировать таким образом.

Какие-то семь узкоглазых гномов.

Притом, ничего себе, один среди них — это женщина. Первый — толстяк, вернувшийся с рыбалки. Второй — старец с мешком за спиной и молотком эпохи динозавров, вроде по-боевому настроенного Санта Клауса. Третий — лысый пузан. Четвертый — с бородой. Пятый — старичок с большим лбом. Шестой — воин в защитном шлеме. Седьмой — женщина с балалайкой. И что сие символизует? А, Матвей?

И все они сидят в лодке.

Вот так. Скучно. Туманно. Холодно. Голодно. Пусто. Закрыто.

Какие-то бессмысленные разговоры, глупые навязчивые мысли… Все такое странное. И я жду. Жду какого-то взрыва, всплеска, бури, действия…

Жду жизни…

Может быть, не следует ждать?

Может, лучше идти взрывать, выплескивать, вызывать бурю, действовать?

Как? Почему? Зачем?

Если бы я знала ответы на эти вопросы, то не была бы Марианной Птичкиной…

Однако я — Марианна Птичкина…

Глава 21. Правда

* * *

Нужна ли правда,

Чтобы мне, как все, дышать?

Так зачем она?

Хиро шел по коридору, держа в каждой руке по коробке. Он бойко двигался обратно к спортивному залу, где оставил девушек, пока боковым зрением не поймал белесый силуэт в проеме с лестницей.

Мужчина инстинктивно вздрогнул, и струйка пота пробежала у него по спине. Он, повернув голову, прошагал мимо, пока страх, смешанный с тревогой и приправленный любопытством, не заставил его остановиться.

«Не хватало еще подхватить зрительные галлюцинации», — подумал он и, вцепившись в коробки, пошел обратно к лестничному проему, чтобы убедиться, что ему все показалось.

Как любой человек, он находил абсолютно нелогичным, когда в фильмах ужасов, главный герой, услышав ужасные звуки на чердаке, не бежит звонить в полицию, а идет самостоятельно проверять, что происходит. Вот сейчас он сам поступал точно так же абсолютно нелогично. «Но ведь я не в фильме ужасов», — заверил себя мужчина.

Марианна едва могла держаться за лестничные перила, она на них фактически висела. Висела, облокотившись всем небольшим весом. Висела, но медленно и упрямо поднималась ступенька за ступенькой по лестнице.

Хиро бросил коробки на пол, подбежал к ней и поймал, как ловят нашкодившего котенка.

— Не вставать, не сбегать, не подниматься по лестницам, не искать выходы, не забираться в ящики! Понятно? — процедил он, уткнувшись носом в затылок Марианны.

— Частица «не» не воспринимается подсознанием, — пробубнила она в ответ, вдыхая его знакомый и какой-то родной запах.

— Тогда просто лежи там, куда положу! — разозлился он.

Пока Хиро нес Марианну обратно по коридору через спортивный зал в раздевалку, она думала о том, что совершенно обессилела. Её внутренней прыти бежать и открывать все школьные кабинеты подряд на практике ни на что не хватит. Тело притормаживало едва открывшийся энтузиазм. Оставалось, правда, как мумии, лежать там, где положили.

В раздевалке громко шумела вода. Грейс мыла голову в раковине, но, услышав шаги, выскочила на встречу.

— Ни минуту нельзя побыть одной! — возмутилась она и вернулась обратно к открытому крану.