Наикратчайшая история Англии

Элита объединилась, а крестьянство было сломлено, и новая Великобритания была готова к завоеванию мира. Англо-голландско-габсбургский союз одержал великие победы над Францией при Бленхейме[30] (1704), при Рамильи (1708), при Ауденарде (1708) и, наконец, при Мальплаке (1709) и отбросил Людовика XIV назад за «Барьерные крепости», в том числе Ипр и Монс, которые заслужат худую славу у британских солдат два века спустя.

Переломный момент произошел в 1743–1744 гг. Во время Войны за австрийское наследство король Георг II, говоривший на ломаном английском, лично возглавил Прагматическую армию в битве при Деттингене (1743) и одержал неожиданную победу. На следующий год Джордж Ансон, первый со времен Дрейка англичанин, совершивший кругосветное путешествие[31], вернулся из Тихого океана – как и Дрейк, с трюмами, доверху набитыми испанским золотом. Британия заплатила своим европейским союзникам всего 200 тысяч фунтов – Ансон же привез домой краденого добра на 500 тысяч фунтов. Расклады были очевидны.

Флот стал любимым чадом парламента. Поскольку на флоте требовались технические навыки, классовые различия там стирались в большей степени, чем где-либо в Европе, что стало еще одной причиной уникальной социальной мобильности Англии. Стирались даже расовые различия: мулат Джон Перкинс по прозвищу Джек Панч родился в бедности на Ямайке где-то в 1750 г., а умер богатым капитаном первого ранга (эквивалент армейского полковника). Флот хорошо спонсировался и комплектовался профессиональными офицерами, мечтавшими сделать карьеру; в 1757 г. адмирала Бинга казнили за недостаточную агрессивность, что, по словам Вольтера, очень «повысило боевой дух» на флоте, славившемся культом безрассудных атак.

Это стало последним кусочком мозаики: сложилось новое военизированное государство. Разоряя шотландские нагорья после битвы при Каллодене в 1745 г., Джеймс Вулф пришел к выводу, что «независимые отряды шотландских горцев можно использовать к своей выгоде: они упорны, бесстрашны, привычны к суровым условиям, а их гибель не станет трагедией». В 1759 г. он доказал состоятельность своей точки зрения: штурмовые отряды шотландских горцев завоевали Квебек. Присоединились к армии и ирландские католики, да в таких количествах, что всего через пару поколений почти 40 % всей британской армии составляли ирландцы.

В Семилетнюю войну (1756–1763) этот крайне необычный, многонациональный, многоязычный, отличавшийся социальной мобильностью гибрид Великобритания-Ирландия-Ганновер совершал одновременные успешные нападения по всему миру, чего не могла повторить ни одна другая нация до США в 1944–1945 гг. Но и этого было недостаточно: у Великобритании был еще один туз в рукаве.

Часть IV 1763–1914 гг. Промышленная революция

Из недр земель

Британия владела огромными запасами легко добываемого угля, и она была единственной крупной страной, широко использовавшей уголь в домашнем хозяйстве и в производстве. Пока дубовые корабли британского флота и угольные мехи железоделательных фабрик опустошали английские леса, предприниматели и промышленники смогли решить две важнейшие проблемы: как доставлять тяжелый уголь с шахт на рынки и как использовать его в производстве качественного железа.

Большую роль сыграло уникальное английское сочетание – качеств деловых людей и аристократического происхождения. В 1761 г. предприимчивый бизнесмен частным образом вложил на современные деньги десятки миллионов фунтов в постройку первого крупного канала. Этим провидцем оказался герцог Бриджуотер, чья семья веками владела обширными землями на северо-западе. Канал был проложен для доставки угля из недр этих земель на рынок в Манчестере.

Ключевое выражение здесь – «из недр». На протяжении всей истории рост ограничивался тем, что земля должна была давать и пропитание, и топливо; если брать от нее слишком много топлива – наступит голод; если использовать только для производства питания – топливо кончится. Это так называемая мальтузианская ловушка, которой и удалось избежать Англии в XVIII в. Поскольку из недр земли извлекалось множество ископаемого топлива, сельское хозяйство могло по-прежнему процветать на ее поверхности.

Ограничений больше не было, и родился современный мир, каким мы его знаем: со всеми преимуществами и недостатками. Средневековый крестьянин тратил на работу около двухсот дней в году. К концу XVIII в. лишившиеся всего бывшие крестьяне работали 300 дней в году по 12 часов в день – например, на текстильных фабриках Аркрайта. Для этой сравнительно легкой работы в помещении им требовалось меньше калорий, а трудиться нужно было по расписанию работы завода, а не в соответствии с временами года. Их распорядок дня химически регулировался новыми заморскими средствами подавления аппетита, заменявшими еду и придававшими бодрость: ромом, табаком, чаем, какао, кофе и белым сахаром.