Читаем Найти Элизабет полностью

Я уверяю невестку, что ничуть в этом не сомневалась, что благодарна ей за заботу. Машу им рукой, пока машина не исчезает за углом. И все это время я повторяю заветные два слова, чтобы они не проскользнули в одну из дырок в моей голове, а их, я знаю, и так достаточно. Я стою напротив дома Элизабет. Солнце бросает на дорожку косые лучи. Боковая калитка открыта. Сквозь нее мне виден кусочек золотисто-зеленого сада. От входной двери по дорожке движется чья-то фигура. Кудрявые волосы, клетчатое пальто. Она улыбается мне. Элизабет. Это она. Она все это время была здесь.

– Элизабет, – говорю я. – Как?..

Но это не она. Это кто-то другой. Женщина подходит ближе, и я вижу, что она гораздо моложе, чем моя подруга. Она улыбается мне, когда проходит мимо, и садится в фургон передвижной библиотеки. Я киваю и поглаживаю верх каменной ограды, как будто восхищаюсь маленькими цветными камешками, а затем иду дальше, вдоль забора парка и мимо акации. Тонкая акация не сбросит белый, нежный, шелковый цветок, неожиданно приходит мне в голову стихотворная строчка. Помню, мы учили это стихотворение в школе. Учителя считали, что я должна знать его наизусть, и мне казалось, что оно должно мне нравиться, потому что оно называлось так же, как зовут меня, – «Мод». И оно мне, в принципе, нравилось, потому что было про цветы, про росу и все такое прочее. Но вот его смысл от меня ускользал, а ближе к концу оно вообще становилось слишком мрачным. В отличие от меня, Обри должна была выучить «Завтрак короля», и все потому, что ее отец держал молочную лавку, и будь у меня выбор, я бы предпочла выучить веселый стишок про королевского молочника.

Я останавливаюсь у полосатого перехода. Не помню, как он правильно называется, не то лама, не то лима. Или как-то еще. Я пытаюсь вспомнить слова, но в голову мне приходит молочное цветение. Я не знаю, что это значит, и, чтобы избавиться от навязчивой фразы, смотрю на солнечные лучи на асфальте. Еще минуту назад я знала, что у меня какое-то дело. Мимо меня проезжают несколько автомобилей, грузовик, передвижная библиотека. Наверное, я собиралась проведать Элизабет. Но только как такое могло быть, если ее там нет? И все же я бреду к ее дому, мечтая заглянуть внутрь. Мне хватило бы даже этой малости. Я подхожу ближе и вижу, что боковая калитка открыта. Рядом никого нет, и я иду по дорожке, а потом ныряю в сад.

В воздухе стоит густой запах жимолости. Я провожу рукой по стене, там, где растет мох и собрались опавшие листья. На лужайке я замечаю несколько пятен взрыхленной земли. Не иначе как в саду поселились кроты. Я подхожу к небольшому холмику и трогаю его. Земля сырая и влажная. От нее исходит резкий, свежий запах, и мне тотчас в голову приходит песня, правда, я не помню ее название и не могу найти пластинку. Я не могу ее найти, но я уверена, что она здесь зарыта. Придерживаясь за яблоню, я протыкаю пальцами рыхлую почву, отгребаю в сторону верхний слой и пытаюсь проникнуть глубже. Я хочу найти что-то гладкое и круглое, серебристое и синее. Увы, ногтем я задеваю край камня и от боли тотчас выдергиваю руку. Господи, что это я делаю? Я смотрю на мои ладони – они все в грязи – и вздыхаю. Как часто я ловлю себя на том, что совершаю какие-то глупости.

Вытираю руки о брюки и через окно столовой заглядываю в дом. Вдруг Элизабет там, внутри? Но ее кресло у окна пустует. Здесь она обычно любила сидеть, глядя в окно на птиц. Кресло, в котором обычно сидела я, придвинуто к стене. Меня никто не ждет. Я глубоко вздыхаю, и мое дыхание оставляет на стекле запотевший след.

Дверь кухни выходит в теплицу. Я помню, что когда-то там было полно помидорных кустов, рассады и горшков с геранью. Здесь до сих пор стоит запах влажной земли, дерева, но почти все затянуто паутиной, а вместо цветов какие-то ящики и разное старье. Ржавое кресло-каталка, две трости и старое сиденье для ванной. Рядом, у стены, несколько пустых горшков для комнатных растений, все как один хрупкие на ощупь. Я перетаскиваю их по бетонному полу, но ключа нет ни под одним их них. Ко дну горшков прилипли засохшие остатки корней, но они легко отдираются, словно узкие полоски обоев, оставляя после себя на обожженной глине светлые полоски. Сажусь в кресло-каталку и ставлю ноги на скамеечку. У меня слегка кружится голова, как будто я выпила.

На стене сейф для ключа, и я пару секунд не могу отвести от него взгляда. У меня дома точно такой же, для социальных работников. Небольшая квадратная коробка, которая открывается четырьмя цифрами. Сумей я отгадать эти цифры, я бы смогла войти в дом. Пытаюсь вспомнить самые важные даты, но не могу припомнить ни день рождения Элизабет, ни ее сына. Не помню, знала ли я их вообще. Достаю из карманов листки бумаги. На многих их них записаны даты. Визит к дантисту. К окулисту. Торжества, на которые меня обещала взять с собой Хелен. Правда, я не помню, ходили мы с ней или нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Все оттенки тайны

Найти Элизабет
Найти Элизабет

У восьмидесятилетней Мод Стенли серьезные проблемы с памятью. Она моментально забывает все, что произошло с нею буквально пять минут назад. Порою даже не может вспомнить свою дочь, которая приходит к ней каждый день. При этом события своей юности она помнит ярко и в мельчайших подробностях. Но одна мысль крепко-накрепко засела в ее мозгу: Мод считает, что ее ближайшая подруга Элизабет недавно пропала и ее необходимо найти. И вот, ежеминутно теряясь во времени и пространстве, Мод пытается выяснить, куда подевалась Элизабет, при этом постоянно вспоминая подробности еще одного загадочного исчезновения – своей сестры Сьюки в конце 1940-х годов. Ей даже в голову не может прийти, насколько тесно окажутся связаны между собой эти два события…

Эмма Хили

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза