Читаем Найти Элизабет полностью

Юбилей Элизабет. «Иди и поздравь». Эти слова записаны на желтом квадратике. Я несколько раз подряд читаю их. Правда, не могу сообразить, когда это было. Вновь перебираю свои листки. Еще несколько старых напоминаний. «Панамка в машине Хелен – оставь ее там». Затем, на розовом клочке, я вижу то, что мне нужно. 5 июля. Иди поздравь Элизабет (с ее бриллиантовой свадьбой). Бриллиантовой. Это значит, шестьдесят лет. Двадцать пять лет – серебряная, пятьдесят – золотая. Мы с Патриком отметили нашу золотую. По этому поводу мы устроили в саду грандиозный праздник, пригласили всех родных, друзей, соседей. Это был чудный сентябрьский день, и после того, как гости разошлись, мы с ним до самой ночи сидели в гамаке, глядя, как в воздухе вокруг дома кругами носятся летучие мыши. До пятьдесят первой даты Патрик не дотянул.

Я снова смотрю на сад, и мне становится страшно одиноко. Не знаю, что бы я делала, если бы не Элизабет, после того как Патрика не стало. Эти глупые игры, в которые мы играли в «Оксфаме», – покупали самые уродливые фарфоровые безделушки, прятали пистолет, которым Пегги проставляла цены, чтобы она не могла его найти. А все эти кофепития, кроссворды, совместные обеды… Благодаря им я жила.

Я с трудом поднимаюсь с кресла и становлюсь напротив сейфа с ключами. Шестьдесят лет. Если отнять, получится 1952. Набираю код. Бесполезно. Тогда я добавляю день и месяц. 5-7-52. И снова безрезультатно. Значит, она не использовала дату своего юбилея в качестве кода. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу кухонной двери и сминаю записку в комок.

В соседском саду лает собака. Мне почему-то не нравится этот лай, как будто пес слегка скулит, и этот звук действует мне на нервы. Я дергаю за ручку кухонную дверь, чтобы поскорее отсюда уйти. Дверь неожиданно скрипит, а потом… открывается, и у меня екает сердце. Я замираю на пороге, пытаясь сообразить, что это значит. Пытаясь отделить подспудное чувство, что здесь что-то не так, от воспоминаний от нашей собственной кухонной двери, когда я была ребенком. До самой ночи она всегда стояла незапертой, точно так же, как и эта.

Сквозь занавески в цветочек сочится тусклый свет, отчего все поверхности здесь кажутся какими-то пегими. Сама кухня пропахла дезинфицирующим средством. От этого запаха у меня начинает щипать во рту, до самого горла. Сначала открываю верхние ящики, затем перехожу к нижним. Все до единого пусты. Холодильник включен, он негромко гудит, но внутри него лишь старая баночка от маргарина. Не знаю, надо ли придавать значение отсутствию продуктов или нет. Часто я сама приносила их Элизабет. Сын держит ее на голодном пайке, кормит безвкусной пищей, которую она терпеть не может.

Столовая совсем не такая, какой я ожидала ее увидеть. Я впервые замечаю, какой старый, какой вытоптанный на полу ковер. А еще здесь чего-то не хватает. Смотрю на полированный деревянный стол и стараюсь вспомнить, что на нем должно быть. Но ничего конкретного мне в голову не приходит. Я стою позади кресла Элизабет и выглядываю из окна. Когда-то мы с ней вместе наблюдали за птицами. Моя подруга легко распознает их по силуэту, ей даже не нужно видеть, какого они цвета. Даже в сумерках она легко отличит воробья от синицы.

Меня замечает дрозд и начинает не то подлетать, не то подскакивать ко мне. Он садится на бетонный отлив и заглядывает внутрь, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Он просит изюма. Элизабет хранит коробочку с сушеным виноградом под рукой, рядом с креслом, и кормит его из окна. Я встаю, и дрозд пугается и улетает, однако тотчас возвращается и снова смотрит на меня. Изюма я нигде не вижу. Надо проверить в кухне, пока я буду заваривать Элизабет чай. Кстати, не помню, захватила я с собой конфет или нет? Я начинаю рыться в сумочке, вынимая оттуда вещь за вещью – бумажные носовые платки, старый рецепт… Но никаких конфет. Элизабет наверняка расстроится. И как это я только забыла про конфеты? Может, мне ей что-нибудь приготовить? Яичницу или сэндвич с ломтиком помидора? Я могу накрыть для нее стол. Странно, а где же скатерть? Никаких салфеток, никаких пластиковых подложек. А ведь Элизабет всегда была такая аккуратистка… Лично я могу есть, поставив тарелку на колени, перед телевизором. Но вот Элизабет любит, чтобы все было как положено. Соли и перца на столе тоже нет. Как нет мангового чатни, соусов, горчицы. Элизабет обожает, когда на столе много разных приправ, что неудивительно, если учесть, какой безвкусной пищей пичкает ее сын. Я поворачиваюсь к двери и замечаю, что полочки с майоликой тоже нет. Нет ни ваз с червями, ни тарелок с жуками и сороконожками – все они куда-то исчезли, разбежались, расползлись. Нет, здесь явно что-то не так, и я пришла сюда не как обычно. Вынимаю свои записки. Имя Элизабет встречается много раз, а рядом с ним слово – «пропала», «пропала», «пропала».

Перейти на страницу:

Все книги серии Все оттенки тайны

Найти Элизабет
Найти Элизабет

У восьмидесятилетней Мод Стенли серьезные проблемы с памятью. Она моментально забывает все, что произошло с нею буквально пять минут назад. Порою даже не может вспомнить свою дочь, которая приходит к ней каждый день. При этом события своей юности она помнит ярко и в мельчайших подробностях. Но одна мысль крепко-накрепко засела в ее мозгу: Мод считает, что ее ближайшая подруга Элизабет недавно пропала и ее необходимо найти. И вот, ежеминутно теряясь во времени и пространстве, Мод пытается выяснить, куда подевалась Элизабет, при этом постоянно вспоминая подробности еще одного загадочного исчезновения – своей сестры Сьюки в конце 1940-х годов. Ей даже в голову не может прийти, насколько тесно окажутся связаны между собой эти два события…

Эмма Хили

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза