Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

— Успокойтесь. Моя обязанность — лечить людей.

— Вы скоро уходите? — поинтересовался Валера, имея в виду отход судна.

— Завтра утром.

Он намеревался попросить доктора сказать несколько слов Яше, опасаясь, что тот, появившись на борту танкера, может наболтать лишнего. Чукрин выбрал врача не случайно. Он надеялся на него как на «нейтрального» человека, который не станет ни о чем допытываться и уж, конечно, не расскажет о его просьбе старпому или капитану.

— Ко мне может там прийти Фишман... Если вас не затруднит, скажите ему, что я приболел. В следующий раз с ним расплачусь.

— Вот что, Валерий, — твердо сказал Аринин, как говорят врачи непослушным пациентам. — Советую пойти и обо всем рассказать чистосердечно.

— Куда? — испуганно спросил Чукрин. — О чем рассказать?

— Сам знаешь, куда и о чем.

— Я ничего не сделал.

— Расскажешь о Фишмане, о фальшивых долларах, допросе. Не жди, пока вызовут. Сразу полегчает. Советую по-дружески.

Чукрин тяжело поднялся со стула и вышел из каюты.

36

Вартанов ехал на «Жигулях», машине своей тетки, по тихой малолюдной улице к Толику Красноштану, работавшему в бригаде Шепелюка, чтобы рассказать ему кое-что из состоявшегося разговора с бригадиром и задуманной им операции в порту. Он не собирался выкладывать приятелю все свои замыслы, хотя доверял Толику, не раз сводившему его с иностранными моряками, у которых Эдик скупал разные товары. Достаточно того, что скажет в общих чертах. Кое-что от сделок с иностранцами перепадало Красноштану, однако бармен, будучи фарцовщиком со стажем, нареченный такими же, как и он, «Удавом», держал «заочника» на некотором расстоянии, считая его рангом гораздо ниже себя. Кличка говорила о многом. Хватка у Вартанова была железная.

На этот раз он хотел встретиться с Толиком дома, подальше от любопытных глаз, навести справки о грузчиках бригады — кого следовало остерегаться, с кем можно договориться, а заодно попросить приятеля позвонить ему, когда теплоход «Амалия» будет на подходе и станет под погрузку.

Проезжая по одной из улиц, он неожиданно встретил супружескую чету Чукриных, с полными сумками в руках возвращавшуюся с рынка. Бармен сбавил скорость, подвернул вплотную к тротуару и, поравнявшись с парочкой, посигналил.

— Хэлло, мистер Чукрин! Можно на минутку тебя оторвать от прекрасной леди?

Чукрин опешил, увидев Вартанова. После уже состоявшегося довольно бурного выяснения отношений с барменом, требовавшим возвратить долг с процентами, новая встреча не сулила ему ничего хорошего.

Валера не остановился, сделал вид, что не замечает Эдика. Однако тот ехал пешеходной скоростью, не отступался.

— Послушай, ты, не заставляй меня вооружаться заводной ручкой, — пригрозил он.

— Что тебе надо? — не вытерпел Чукрин.

— Ах, ты не знаешь!..

— Эй! Чего пристал к человеку, — неожиданно вмешалась в разговор жена Чукрина. — А ты чего терпишь, — обернулась она к мужу. — Да заяви ты на этого хама в милицию!

Заявлять в милицию не годилось. Это понимали и Вартанов и его «оппонент». Не понимала только Аня, громко кричавшая на пристававшего к мужу Вартанова.

Редкие прохожие останавливались и с любопытством прислушивались к перепалке. Это уж Валере совсем было ни к чему. Впрочем, для Эдика уличный скандал тоже грозил большими неприятностями. Он чертыхнулся, нажал на газ, и машина, рванувшись, скоро скрылась из виду.

— Что молчишь?! — набросилась Аня на мужа. — Какие у тебя с ним дела?

— Не шуми, — попросил он ее. — Дома поговорим.

На бывшего радиста с еще большей силой навалилось чувство мучительной неопределенности и страха. «Жил себе спокойно, занимался любимым делом и вот напакостил сам себе, — сокрушался он. — Что ж, никто не виноват. Так тебе и надо. Расхлебывайся...»

Дома он загнанно метался по комнате, курил одну сигарету за другой... Вспомнил услышанное однажды (на какой-то лекции, кажется) разъяснение о том, что гражданин СССР, не совершивший преступных действий и добровольно заявивший органам власти о связи с иностранной разведкой, не подлежит уголовной ответственности. Он не знал точно содержание этой статьи уголовного кодекса (к чему это ему было тогда!), но сейчас вдруг подумал, что если пойти и сообщить, то его могут простить. И Аринин советовал. Аринин — человек порядочный, на плохое не толкнет...

На какой-то миг Чукрин вообразил, что он уже сходил куда надо, все рассказал, и ему стало так легко, свободно, словно очищение произошло не воображаемое, а самое что ни на есть настоящее, подлинное. Он решительно шагнул в кухню.

— Я пойду, Аня, — сказал дрогнувшим голосом.

— Куда?

Ему не хотелось говорить, что пойдет в КГБ.

— В милицию.

— Поешь вначале...

— Нет, нет, потом...

— Да что с тобой? — При виде страдальческого лица мужа у Ани навернулись слезы.

— Я пойду с тобой.

— Не надо. Я сам.