– Грех, если нарисовать икону Николая-чудотворца с какого-нибудь Илейки-сапожника,– парировал я,– а тут все по правде: лик царевны Ксении Борисовны в светлице у окна за вышиванием.
– А иконы они малюют? Или токмо енти твои...
– Малюют, государь, но опять-таки в виде картин. В церкви их не выставить, а вот в своих палатах...– Я перевел дыхание и, заметив, как поскучнел царь, торопливо поправился: – Зато стены в святом храме расписать всякий может, они ж, художники эти, на все руки, а потому, что повелишь, то и...
Борис Федорович ткнул пальцем в сторону еще одного стола поменьше, расположенного на отдалении:
– Имена выпиши,– голос его на мгновение дрогнул, но тут же вновь сделался ровным и мягким,– дабы мои людишки их не запамятовали. Да о прочем не забудь,– посоветовал он, когда я уже начал строчить,– трубу енту, овощ всякую...
Бумагу, поданную ему, царь не просто принял – жадно схватил, чуть ли не вырвав из моих рук, и впился в нее глазами. Правда, читал недолго – не больше минуты, после чего указал мне дрожащей рукой на лавку.
– А теперь присядь-ка, князь Феликс, да ответь мне яко на духу. Но допрежь того поведай, зрел ли ты о позапрошлый дён звезду, коя появилась близ солнца в самый полдень?
– А как же, государь,– подтвердил я.
Еще бы не узреть, когда у меня на подворье поднялся такой шум и гам вперемешку с истошным бабьим визгом, что меня из комнаты как ветром вынесло. Честно говоря, я первым делом подумал, что приключился пожар, но через пару минут облегченно сплюнул и принялся вместе с остальными глазеть на необычное зрелище, тем более что наблюдать столь редкое явление, как летящую мимо Земли комету, мне еще не доводилось.
– Тута у меня близехонько некий старец проживает. Он в звездах вельми учен. Так вот я к нему сразу, егда оное диво узрел, гонца отправил, дабы он мне все об оной звезде обсказал и ничего не утаил. Но поначалу ты мне обскажи об ей.
– Я ведь, царь-батюшка, совсем по другой...– начал было я, но Годунов нетерпеливо перебил:
– Ведаю, что ты сказать желаешь. Но ты, помнится, сам сказывал, что знания философов яко звездный свет – тепла не дает и благ не сулит. А от звездного света до самих звезд я, чаю, близехонько, вот и ответствуй.
Ну что ж. Объяснять, что это не звезда, а комета, которая никакой роли в земных событиях не играет, глупо. Да и не поверит мне Борис Федорович. Ладно, раз любопытство взыграло, будем удовлетворять... с учетом интересов влюбленных. В конце концов, мне это только на руку. Но вначале легкий прогноз с учетом знания истории.
– Своим появлением она предсказала то, что тебе необходимо более внимательно отнестись к своим западным рубежам, граничащим с Речью Посполитой, ибо теперь их необходимо стеречь более тщательно, чтобы избежать появления из-за них неких незваных гостей...
– Все словцо в словцо,– задумчиво прошептал Годунов, не проронивший ни слова на протяжении всей моей речи.– Тот, правда, инако о том сказывал, да суть единая выходит. А смерть царственных особ она не предвещает? – И жадно уставился на меня.
– Никоим образом, царь-батюшка,– твердо заявил я и только после этого вспомнил, что, стремясь намекнуть на грядущее появление Лжедмитрия, совершенно позабыл про Квентина. Непорядок.– Мне, государь...– приступил было я к исправлению досадной ошибки, но был вновь бесцеремонно перебит.
– Опосля обскажешь, княж Феликс, опосля. И без того зрю, что ты наделен от рождения великой премудростью. Но ныне меня еще шибче, чем оная звезда, другое заботит. Давно уж сбирался я тебя спросить, да все никак не решался – очень уж тоскливо было б, коли оно все не так оказалось. Вдруг меня бес мороком обводит? А ныне по всему зрю – ты не токмо ликом сходен, но и еще кое-чем. Приметил я ныне, что и крестишься не так, яко лютеране, и садишься поперед царя, чего и иноземцы себе не дозволяют, и прочее... Вот и вопрошаю: князь Константин Юрьевич из славного рода Монтекова тебе не родич ли? – И жадно впился в меня глазами.
«Ну и что делать? – В самый последний момент обуяли меня сомнения в правильности выбранного пути, и мысли лихорадочно заметались в поисках наиболее оптимального варианта.– Все-таки сознаваться? А зачем? Кажется, с Квентином у меня и так получилось хорошо – лучше не придумаешь. Учитывая количество заказов, послы будут кататься по Европам никак не меньше года. А вертикальный взлет вверх – штука лестная, но ведь нынешнему царю жить меньше года, вон как за мотор в груди хватается, и что потом, когда он совсем у него заглохнет? Свечкой вверх, а затем штопором вниз, и мало утешения, что сопровождать в этом полете меня будет вся царская семья. Но и врать тоже как-то... Вон как его разобрало, аж руки трясутся. Хороший ведь мужик-то».
Я уже открыл было рот, чтоб «расколоться», но Борис Федорович жестом остановил меня:
– Погодь. Не торопись, князь. Допрежь того вона на икону перекрестись, что правду поведаешь. Можа, ты и впрямь иной веры, токмо Христос везде един.