Найти себя

– Да ведь особо и говорить не о чем. Князь Константин Юрьевич и впрямь мой... отец,– виновато произнес я.

– Тогда допрежь растолкуй, почто враз не сказался, кто ты да чей сын? – В голосе царе отчетливо слышался упрек.

Я ответил почти честно, хотя назвал только самую первую причину из двух имеющихся.

– Не хотел, чтоб ты, государь, меня только в память батюшкиных заслуг в чести держал. Считал, что предки и род ни при чем. Да и батюшка мой так всегда учил. Сказывал, что, мол, глупец тот, кто пытается прикрыть собственное ничтожество заслугами своего рода, а потому я сам должен выказать себя не просто достойным их, но даже лучше, ибо подражатель – не последователь,– пояснил я, прикидывая, как лучше истолковать чудесное спасение моих «родителей».

– Ишь ты,– усмехнулся Борис Федорович.– Дельно. Жаль токмо, что бояре мои инако мыслят, совсем обратно. Коли в роду прадед велик был, то и мне честь подавай. Ну а яко Константин Юрьич выжил-то?

Я чуть помедлил – логичного объяснения так и не удалось придумать, а потом решил: «Да к черту логику. Средневековье ведь. К тому же, помнится, дядя Костя рассказывал, что Годунов жуткий мистик, так что чем непонятнее, тем лучше»,– и приступил к рассказу, который постарался упростить до предела.

Разве что о чудесном спасении поподробнее. Как раз в этом месте красок можно не жалеть. Но вначале срочно совместить две версии – не подводить же бедолагу Квентина.

– Мой батюшка, княж Константин Юрьич, и правда происходит из рода Мак-Альпинов, так что Дуглас сказал правду,– сразу заявил я.– И я тебя не обманул.

– А как же Дунканы всякие, о коих ты мне сказывал, да эти... Маки?

– Малькольмы,– поправил я.– И о них правда. Но ты, государь, очевидно, решил, что это мои отцы и деды, а на самом деле они ими доводились моему давнему пращуру Феликсу, который как раз и перебрался в Италию. А там при произношении так коверкали непривычные слова, что уже внука Феликса именовали не иначе как Монтекки. Дальнейшее тебе ведомо.

– Так как же Константин Юрьич спасся? – прошелестел царский голос.

– Отец-то? Да чудом,– простодушно ответил я.– Едва не замерзли с моей матушкой, княжной Долгорукой. Точнее, вначале чуть не утонули, а уж потом...

– Яко же слуги царские вас не заприметили?

– Бог есть любовь, государь. Сияние с небес снизошло и окружило их, словно облаком. И вот что дивно – слуги его в ту пору весь пруд обошли, да и стояли близехонько, прямо возле них, чуть ли не в двух шагах, но...– Я развел руками.– Не иначе как господь сиянием этим, как пеленой, их окутал да ворогам ихним глаза им отвел. А когда разошлись все, мои батюшка с матушкой встали со своего места и увидели, что и одежда на них сухая, да и самим им было не холодно.

– Велика сила у вседержителя,– выдохнул восхищенный моей версией о спасении Годунов.

– Истинно речешь, государь, велика,– охотно подтвердил я.

– Ну а далее-то что с ними приключилось? – поторопил меня царь.

– Далее все просто. Оставаться им на Руси никак нельзя было, потому они на восход солнца подались. Долго шли, не одну седмицу. А потом им господь испытание послал – татар диких. Они их схватили да в рабство продали. Не один год разлука длилась. Но потом освободился батюшка, в чести у владыки далекого стал, разыскал свою ненаглядную и выкупил. Об остальном рассказывать вроде как и нечего – у счастливых дни незаметно бегут. Матушка недолго после жила, я и лица ее запомнить не успел,– уточнил я для страховки.– Княж Константин Юрьевич меня один растил, а потом завещал сызнова на Русь пробраться.

– Завещал?

– Увы, но нет его на этом свете,– развел я руками и мысленно добавил: «Не родился».

– Обо мне сказывал ли?

– Он много чего сказывал,– уклончиво ответил я.– И как венец твой царский в своем видении увидел, и как на свадебке твоей гулял. Даже о курице упомянул, кою вы в ту ночь ловили.

– Ишь памятливый, упокой господь его душу.– Годунов слабо усмехнулся, не иначе как сам вспомнил о курице, после чего рука его потянулась было ко лбу, но, обессилев на полпути, вновь рухнула на разноцветное атласное одеяло.– Даже помолиться невмочь,– пожаловался он.– Аль за грехи господь не дозволяет? Како мыслишь?

– Кто из нас без греха? – философски откликнулся я.– Но и другое взять: святым на царском троне делать нечего – такого накуролесят, что похуже грешников будут. Не зря те же философы сказывают, что благими намерениями вымощена дорога в ад!

– А царь Федор?

– У него ты был, государь. С таким советником можно вообще из церквей не вылезать. И ты бы с радостью ношей своей поделился – уж больно тяжко одному нести, но нет второго такого же. А если так разобраться, то ты поправеднее многих будешь. Да и ни к чему задумываться о том, о чем никто из нас не ведает.– И процитировал:

Чья рука этот круг вековой разомкнет?
Кто конец и начало у круга найдет?
И никто не открыл еще роду людскому —
Как, откуда, зачем наш приход и уход[104]

.