Найти во всем этом смысл (СИ)

Утром меня переводят в другое отделение. Здесь меня сможет навещать, кто угодно, - хоть родственники, хоть друзья, хоть вообще посторонние. Так и происходит. Поток посетителей не иссякает весь день– мама, Молли, Дафни, Дебби, Синтия, Скотт со своим новым бойфрендом, Мелани и Линдси, даже Эммет, который рыдает так, что и слова вымолвить не может.

Но кого я вовсе не вижу, так это Брайана. Я выдерживаю полдня, а потом впервые спрашиваю о нем – и уже не могу остановиться. Где Брайан? Вы не видели Брайана? Как он там? И все сразу как-то смущаются, будто я что-то неприличное сморозил, и им за меня неловко.

День или два спустя меня пронзает жуткая мысль. А что, если они мне врут? Что, если это всего лишь благая, но провальная попытка не волновать меня, пока я не поправлюсь? Что, если Брайан умер, а мне никто не сказал? Пару дней я не высказываю своих подозрений вслух. Только задаю своим визитерам неожиданные вопросы, наблюдаю за их реакцией и пытаюсь подловить на вранье. Но все равно ничего не могу понять. Тогда я начинаю спрашивать прямо, спрашивать всех и каждого. Он умер? Пожалуйста, просто скажите мне, если он умер. Мне нужно знать. Конечно, они все отрицают, но я ничему уже не верю. Никто не может толком мне объяснить, почему его здесь нет.

Тогда я отправляю на поиски единственного человека, которому доверяю. Вернувшись на следующий день, Дафни говорит, что видела его. В «Вуди». Она не хочет вдаваться в детали, но я все же понимаю, что поговорить им не удалось, потому что Брайан был кромешно пьян и слишком занят каким-то парнем. К этому времени я не могу уже разобрать, то ли Дафни не может подобрать слов, чтобы открыть мне горькую правду, то ли нарочно сочиняет историю, которая наверняка меня расстроит, чтобы я перестал расспрашивать.

Блядь, где же Брайан?

Каждый раз, как открывается дверь, у меня сильнее начинает колотиться сердце. А если входит Эммет, оно буквально выпрыгивает из горла, - он ведь ростом с Брайана и волосы опять выкрасил в темный. Брайан все не приходит, и со временем я понимаю, что не придет никогда. Почему он не навещает меня? Неужели без всех своих преимуществ я ничего для него не значу? И мое последнее воспоминание о нем – всего лишь иллюзия? Потому что в тот день он казался таким нежным и… не знаю… любящим, что ли? Может, у меня и правда мозги набекрень? Мне так еще примерещится, что мы держимся за руки и танцуем щека к щеке. Конечно, все это ложные воспоминания. Секс и правда был, а остальное мне привиделось. Жалкие фантазии сбрендившего от любви идиота.

Я вроде как решил поверить в версию Дафни. Она никогда раньше мне не врала, и сейчас не стала бы. И то, что Брайан напивается и снимает парней в «Вуди» очень похоже на правду. Мама говорит, что в выходные видела его в лофте. И будь это очередной ложью во спасение, уверен, она не произносила бы ее таким неодобрительным голосом. Я отвечаю, что Брайан волен приходить в лофт в любое время, и она только вздыхает. Она не станет сейчас читать мне нотаций, я ведь еще выздоравливаю, и она никому не позволяет меня расстраивать – себе, в первую очередь. Надеюсь, она сказала мне правду. Пусть он бывает в лофте, пусть даже переедет туда. И пусть останется. Пока я не вернусь.

Я перестаю о нем спрашивать, и все вроде как вздыхают с облегчением. Да и сам я тоже – не могу больше видеть, как при любом упоминании Брайана, в их глазах вспыхивает жалость. К несчастью, такое положение вещей означает, что больше мне разговаривать с моими посетителями не о чем. Ни один из них не является тем, кого я на самом деле хочу видеть, и все разговоры, не относящиеся к Брайану, кажутся мне монотонным жужжанием. Не будешь же часами говорить о погоде. Я начинаю отвлекаться, раздражаться и попросту грубить – и поток визитеров постепенно иссякает. Что меня вполне устраивает.

Дафни - единственный человек, кроме мамы, которого моим поведением не отпугнуть. Она просто начинает приносить с собой книжку. Если мне хочется поговорить, она с радостью подхватывает тему, если же нет – сидит и читает. И она единственная не отказывается говорить о Брайане. Только я и сам больше не хочу. Буду молча предаваться отчаянию.