Наитие

Гнев на Ганнибала улетучился, и на смену ему пришел неизъяснимый страх, который мгновенно прояснил разум и оставил его чистым, острым, как скальпель, и холодным. Теперь Кемп отчетливо осознал, что столкнулся с инопланетной угрозой — заманчивой и привлекательной, словно наживка на крючке.

Чемберс рассказал ему о жизни, способной сворачиваться в капсулу, существовать в состоянии временного замедления жизненных процессов, и о древних марсианах, потерпевших неудачу при попытке истребить эту жизнь.

Астероидные рубины… Не являются ли они той самой формой жизни?

Кемп попытался вспомнить все известные ему сведения о загадочных камнях, которые можно было найти только на астероидах. Информация оказалась весьма скудной, ибо астероидные рубины не поддавались никакому анализу.

А что, если колокол служит им сигналом к пробуждению? Что, если определенный музыкальный тон прерывает период торможения и возвращает организм в активное состояние?

И что, если эти существа врачевали искореженные людские умы каким-то незаметным изменением мировоззрения, введением некоего психического фактора, о котором человек никогда раньше не ведал.

На Кемпа внезапно навалился приступ тоски. Его охватило пронзительное ощущение потери, бесконечное сожаление о едва успевшем коснуться его и тут же утраченном душевном покое. Но это длилось недолго.

Марсиане патологически боялись обитателей пятой планеты. Так боялись, что в стремлении избавить от них Солнечную систему уничтожили саму планету'. А марсиане, как и любая другая древняя раса, обладали мудростью.

Страх марсиан дает как минимум веские основания подозревать, что землянам тоже стоит их опасаться.

По мере того как общая картина возможного инопланетного вмешательства в жизнь его расы вырисовывалась яснее и яснее, ужас ситуации все более овладевал сознанием Кемпа. Имеется целый санаторий, где излечивают душевные недуги путем простого переложения их на чуждую психику, обладающую способностью внедрять в сознание носителя собственное мироощущение и формировать личность в соответствии с ним. Мироощущение, исходящее из концепции душевного покоя и приводящее в итоге — куда?

Вычислить невозможно — способа для этого не существует. А привести новое мироощущение может к чему угодно. Особенно если учесть полное отсутствие информации о психических характеристиках жителей пятой планеты, их нравственных понятиях и представлении о духовности. Внедрение чуждой психологии может иметь как позитивные, так и губительные последствия для земной расы. Одно можно сказать со всей определенностью: человеческого в ней останется немного.

Хитро! Очень хитро! Кемп даже подивился, отчего сразу не заподозрил подвоха, не уловил фальши. Это же элементарно. Сперва сад. С одной стороны, он убаюкает, с другой — пробудит восприимчивость. Навеянное им ощущение, будто человек всегда знал это место, заставит того почувствовать себя как дома, расслабиться и, следовательно, снять с себя всякую защиту. Затем картина. Несомненно, она предназначена для погружения клиента в почти гипнотическое состояние. Пейзаж преднамеренно нарисовали так, чтобы приковать к нему восторженное внимание и удерживать это внимание до тех пор, пока не грянет колокол и не станет слишком поздно предпринимать попытку спастись от контакта с вновь пробудившейся жизнью. Если, конечно, кому-то захочется спастись.

Здесь имел место несомненный расчет: они давали человеку то, от чего он не в силах отказаться, то, чего он хотел, к чему стремился, по чему тосковал, борясь за выживание в прежнем мире. В общем, что-то вроде наркотика…

По полу процокали коготки.

— Ганнибал! — позвал Кемп.

Но тот не остановился.

Харрисон метнулся к двери.

— Ганнибал! Ганнибал, вернись!

Выше по склону зашуршали кусты. Крохотный камешек скатился и заскакал вниз по склону.

— Да пребудет с тобой мир.

Кемп резко обернулся на знакомый голос.

Старик в бурой рясе и с длинной белой бородой стоял на узкой тропе.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет, — ответил Кемп. — Пока нет. Но скоро будет!

— Я не…

— Прочь с дороги! — рявкнул Харрисон. — Я возвращаюсь!

— Никто не возвращается назад, сынок.

Голубые глаза оставались по-прежнему спокойными, речь неторопливой.

— Дед, — мрачно предупредил Кемп, — если ты не уберешься с дороги, чтобы я мог спуститься по тропе…

Старик проворно запустил обе руки в карманы рясы и, опережая кинувшегося напролом Харрисона, подбросил вверх две пригоршни крошечных мерцающих сфер. На одно захватывающее дух мгновение перед глазами Кемпа мелькнул фонтан летящих по воздуху астероидных рубинов.

По всему Санктуарию, заполнив пространство одной-единственной чистой нотой, гудели колокола. Их пение, ясностью тона раз за разом вонзаясь в мозг Кемпа, пробуждало к жизни таившиеся в глубинах сверкающих драгоценных камней существа, готовые поработить сознание одинокого человека, одарить его миром и, сохранив ему человеческий облик, лишить человеческой сущности.