Поскольку альбом охватывает времена до и после ухода Сида, я увлеченно наблюдал переход от материала его авторства к песням Роджера и слушал синглы, пытаясь разобраться, отчего большинство из них ни на полшага не продвинулись в топ-10. Как будто слушатели лучше нас понимали, в чем мы сильны и что им нравится в нашей музыке. Примерно когда вышел «Early Years», я посмотрел документальный фильм про
Опять же визуальный материал, который мы откопали, интересовал меня больше, чем музыка. Многое принадлежало Би-би-си, «Пате» или отдельным американским телеканалам, у которых еще был доступ к записям живых эфиров шестидесятых и семидесятых. Среди клипов, которые мы прошерстили, нашелся фрагмент из «Шоу Дика Кларка», где Сид совсем плывет, как я всю дорогу и помнил; но это напрягает – смотреть, как ты в двадцать два года скачешь козлом в блестящей рубахе и узких штанах и орешь в камеру: почему-то мы всегда орали в камеру, даже если звук был выключен. Может, думали, что, если заорать погромче, на целлулоиде останется след.
Параллельно с этим накоплением раритетов мы с Музеем Виктории и Альберта приступили к работе над выставкой, задуманной в том же ключе, что их экспозиция, посвященная Дэвиду Боуи. Хочешь не хочешь, а вот это – явный признак «достояния». Нам пришлось признать, что мы – предмет интереса не одного поколения, а еще и кучи следующих. Очень странно: в 1967 году мы все понимали, что рок-н-ролл – явление эфемерное, пара-тройка лет, а то и меньше – и мы снова разойдемся по архитектурным бюро зарабатывать на жизнь. Даже Ринго в послебитловские времена планировал открыть сеть парикмахерских салонов.
Музей Виктории и Альберта проявил инициативу сам. Кто-то из их кураторов был знаком с По, переговоры уже начались, и тут я чуть не зарубил весь проект на корню. За считаные дни до ключевых переговоров, где предстояло окончательно решить, будет выставка или нет, я прослышал, что директор музея Мартин Рот считает, будто я вообще против.
С Мартином я столкнулся на трассе Гудвуд, и мы, видимо, друг друга недопоняли. Выставка Дэвида Боуи прошла с успехом, и когда Мартин заговорил о новом проекте, мысль о том, что следующими станем мы, огорошила меня, и я сказал что-то типа: «Беда в том, что мы никак не можем…», имея в виду, что нашему архиву или костюмам до Дэвида Боуи очень далеко, а все, что у нас есть, не систематизировано и к экспозиции не готово.
Видимо, с колебаниями и негативом я несколько пережал, и Мартин трактовал это как «ну уж нетушки». Вряд ли это помешало бы выставке, но подпортило бы ее наверняка. По счастью, узнав, как обстоят дела, я написал Мартину, что мы с удовольствием.
То была не первая выставка
Позднее нам выпал шанс собрать вторую версию этой выставки на миланской