– Сынок, – сказал он, – ты больше никогда не окажешься в ситуации, когда будешь не готов.
Папа говорил совершенно серьезно. Подобное не должно было повториться. Мне следовало научиться быть готовым к любым бедам, неизбежно подстерегающим всех нас.
Так начались мои испытания. Мы проводили вдвоем часы, дни, недели, и папа развивал во мне разнообразнейшие навыки выживания. Я узнал, как вязать узлы, метать нож, определять ядовитые растения, очищать воду. Как заметить подкрадывающегося к тебе хищника – с любой стороны.
Папа даже заставил меня обезвреживать самодельные взрывные устройства – правда у меня ничего не получалось.
– Если бы бомба была настоящей, мы оба погибли бы, – сказал он мне.
– Прости. Я не могу…
Я был тогда совсем еще маленьким. Мне было страшно и стыдно. Я уже не понимал, где реальные происшествия, а где – испытания.
А испытания становились все сложнее. Однажды мы с папой вышли из магазина, и он протянул мне шарф.
– Завяжи себе глаза, сынок.
Мы долго ехали на машине. Час, может быть, два. Я потерял счет времени.
Вонь разогретого на солнце асфальта и выхлопных газов – запахи Ривердейла, запахи города – постепенно исчезли.
Папа привез меня в лес, очень похожий на Свитуотерский лес, куда мы с моими скаутами так часто ходим в походы и куда отправляемся завтра. Он привел меня на поляну и усадил на гнилое упавшее дерево. Я чувствовал, как подо мной слабо пружинит древесина.
– Едва ли мне нужно напоминать тебе, что мир жесток, он не прощает ошибок. – Отец произнес те самые слова, которые я сегодня повторил Джагхеду Джонсу, этому глупому цинику Джагхеду! – Ты сам это понял, хотя был слишком мал. Но с тех пор ты многому научился, Дилтон.
Научился? Я не был в этом так уверен. Но он был моим отцом, я доверял ему.
– Ты многому научился, – повторил папа. – Это твое последнее испытание. Я в тебя верю, сынок. Я верю, что ты справишься.
Он торжественно вручил мне новенький швейцарский армейский нож с блестящей красной эмалью на ручке. Этот нож я всегда ношу с собой, именно из-за него Уэзерби влепил мне в этом году выговор и отстранил от занятий: мол, на территорию школы запрещено проносить оружие.
Будто мне есть дело до его выговора. Будто я когда-нибудь выйду из дома без своего ножа, без какого-нибудь оружия для самозащиты.
Нет, папа показал мне, что к чему. Он оставил меня в лесу одного.
Когда он сел в машину, я подумал, что он просто пытается меня испугать. Что уже через час вернется за мной.
Но потом стемнело. И стало холодно. И я начал понимать – я остался один.