Читаем Накануне полностью

Он перекинул винтовку на руку. Офицер дернул отбитую онемелую руку к шашке, но рука свисла, он повернулся и побежал. Солдат прохрипел:

— Врешь! Не уйдешь!

Скинул шубу и шапку и в одной легкой шинели побежал вдогонку, щелкнув затвором на ходу. Но офицер исчез уже в тумане.

— Ключ! — отчаянно крикнул, выходя из оцепенения, Адамус.

Кругом уже были дружинники, подымали Ивана. Пуля в висок, навылет. И крови почти что нет. Только от кругленькой раны, растеком.

Отнесли в сторону. Шапки сняли. Попрощаться — и то нету времени, — на минуту одну наклонился к телу Адамус. Солдаты, схватившись за железные колья, раскачивали ворота.

— Э-эх! Сразу надо было на мушку… Теперь гиблое дело… Без динамиту не разворотишь.

— Бегут!

Во дворе, сквозь туман, серыми очертаниями, люди. Сто восемьдесят первые отступили на шаг от ворот, винтовочные стволы — в прорези.

— Товсь!..

— Стой! Никак… без оружия.

Без оружия и есть. Махая папахами, подбегали артиллеристы.

— Ура-а!

Крик подхватили далеко позади, на улице. И улица загудела бегом.

— Наши подходят, — прокричал, надрываясь, Никита. — Выборгские… Давай ворота!

Ворота уже отпирали. Арсенальцы перемешались с дружинниками.

— Веди на склад… Где у вас тут? Много ль оружия?

Арсенальцы смеялись:

— Хватит… Винтовок тысяч до сорока, револьверов тоже около этого… Опять же — патроны. Гони! Там небось вас только и ждут…

Разговор на ходу, на бегу, через двор — к дальним зданиям. Около них тоже народ. Хлопочут. И вззванивает под мерными ударами железо. Засовы, что ли?

— Начальство где?

Артиллерист, с Сергеевым рядом, махнул рукой:

— Дежурного где-то еще по крыше ловят: шустрый, дьявол, на крышу залез. А прочих забрали. У нас еще с вечера сговор был: рабочие ж у нас тут, в Арсенале. Начальство здешнее, между прочим, спокойное: в драку нипочем не полезет.

Сергеев крикнул Никите:

— Никита! С айвазовцами назад, к воротам! Запереть! Чтоб оружие принять и раздать, ты понимаешь, в порядке.

Никита засвистал заливистым, поволжским, разбойным свистом.

— Перед народом да запирать. На всех хватит… Гайда, ребята, бери!

Толпа, огромная, бесстройная, с победным криком уже заливала двор. Сбилась у раскрытых, разломанных складских дверей, сдвинув в стороны солдат и здешних артиллеристов, — и по рукам, несмотря на строгий, на грозный окрик Сергеева: "К порядку, товарищи! Назад!" — замелькали разобранные из разбитых ящиков новенькие, лоснящиеся густой масляной смазкой винтовки.

Глава 37

Тихая пристань

— Военный министр? К телефону?

Генерал Петерс, разбуженный в час неурочный, в ранний, не по обычному расписанию час, поспешно сбросил с постели волосатые и кривые кавалерийскою почетною кривизной — ноги. Подошел к аппарату, вытянулся привычно, по-строевому, подтягивая левой рукой сползавшие кальсоны.

— У телефона, ваше высокопревосходительство.

В меру того, как он слушал, лоб все круче собирался в складки и дрожью нервной подергивались крутые усы под не снятым спросонья, второпях марлевым бинтом-распрямителем.

— Слушаюсь… Но офицеры на лекции являются только при холодном оружии… Винтовки из цейхгауза нашего полуэскадрона? Не хватит, ваше высокопревосходительство. Затребовать срочно из Волынского и Преображенского? Слушаюсь. Так точно: казармы рядом, только плац перейти. Сию минуту распоряжусь. Честь имею.

Он повесил трубку, качнул плешивою головой и приказал дожидавшемуся в дверях ординарцу:

— Полковника Андогского. Тотчас. Если на службе еще нет, сбегай на квартиру.

Полковник Андогский, правитель дел Академии, не по-военному медлительный и окатистый, хмуро выслушал принятый по телефону Петерсом приказ: сформировать из господ офицеров, слушателей Академии, ударный батальон и отправить на Дворцовую площадь, в распоряжение начальника гарнизона генерала Зенкевича.

— Генерала Зенкевича? Опять новый?

— Воля высшего начальства, — сухо сказал генерал. — Потрудитесь немедленно распорядиться, полковник.

— Слушаюсь, — еще суше ответил Андогский и повернулся нарочито штатским поворотом назло строевику-начальнику. Он был огорчен и раздосадован: Академия тем и хороша, что она — тихая пристань, в стороне от войны и от политических всяких событий. Можно спокойно ждать любого оборота, без всякого риска: всегда можно успеть рассчитать — как и куда. А сейчас — извольте радоваться: ударный батальон. В городе черт знает что делается! Втянут, потом еще отвечать придется.

Он вышел, коридором, на черный ход здания Академии, в левом крыле которого помещалась генеральская квартира. У двери, выходившей во двор, кучею сбились писаря и канцелярские чиновники. Столоначальник, молодой и лысый, метнулся навстречу полковнику.

— Бунт, Александр Иванович, — прошептал он, нагибаясь к самому уху. Стреляют, слышите?

Андогский прислушался. В самом деле стреляют.

— Волынцы взбунтовались, — продолжал шептать, захлебываясь от волнения, лысый. — Из полуэскадрона вахмистр наш прибежал. Волынский полк на улицу вышел, Трех офицеров убили…

Губы полковника задрожали.

— Полуэскадрон?

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза