Читаем Накануне полностью

- Нечисто дело... Не иначе, как пролез кто... Такие дела только с провокации делаются... Комитетские-то целы? Товарищ Андрей? Товарищ Черномор?

- Целы, - успокоила Марина. - Так вот: люди до последней меры нужны. Вы хоть и... только что из кружка... в первый раз сегодня выступали... а придется вас вплотную взять в работу.

- Товарищ Марина... - задыхаясь от волнения, сказал Сосипатр.

От станков дошел смех: что-то опять брякнул Никита.

- Смотрят, - шепнула Марина и рассмеялась, обернувшись лицом к цеху. - Надо идти, а то ребята нас с вами окончательно женят. После смены приходите в Выборгский кооператив. Знаете? Спросите товарища Василия... Пароль "Николай кланяется и...". Впрочем, я сама там буду... До скорого.

Она кивнула, помахала рукой Никите и прочим и пошла к выходу. В самый раз: на пороге показался мастер Ефимов. Он поклонился Марине ласково, но в глазах - настороженность.

- Что долго загостились? У меня по санитарной будто все в порядке.

- Авария! - засмеялась Марина. - Палец вправляла. Благодарите, а то без меня дирекции пришлось бы платить за увечье.

Ушла быстрым, легким шагом. Мастер посмотрел вслед. Ладная девушка: черноглазая, черноволосая, плечи крепкие... Отец по метрике из рабочих, а эта выбилась: в медицинском институте учится, здесь, на заводе, в амбулатории фельдшерицей подрабатывает. Он как-то у доктора полюбопытствовал: хвалит.

Ефимов пятый год вдовец. Вот бы такую. Да нет, не пойдет. Ей что!.. На доктора учится, выйдет за благородного.

Он вздохнул и окликнул Сосипатра:

- Пожалуйте-ка сюда, Беклемишев.

Сосипатр подошел, поглаживая руку. Это что ж... ему, что ли, палец вправляла... амбулаторная? Бинт. Наверное, что ему.

Ефимов сказал, глядя в пол:

- Там вас спрашивают... по делу какому-то... В конторке у меня... Идите, не заперто. Я тут еще в цехе минуточку задержусь...

В конторке ждали, действительно, трое. По лицу - молодые, по одежде рабочие. Первый из них, в шапке с кошачьей опушкою под бобра, очень добротной, сказал подмигнув:

- С Розенкранцевского завода. За тобой. Нынче митинг проводим, по указанию комитета, насчет январской. А оратора у нас нет... Так мы - за тобой. Звать меня Климом.

Сосипатр удивился искренно:

- Меня? Я при чем? Какой я тебе оратор!

- Не втирай, - засмеялся Клим и подхватил Сосипатра под локоть. "Николай кланяется..." Слыхал про такого?

- Слыхал, - засмеялся, в свою очередь, Сосипатр. - Скажи на милость, как пришлось: у Розенкранца как будто до этого времени одни меньшевики в ходу были. Когда митинг?

- Сейчас и двинем, - откликнулся второй, крепыш, низенький, совсем коротыга, в кепке. - Чтобы до смены поспеть, а то народ разойдется. Нерадивый у нас к политике у Розенкранца народ.

Сосипатр кивнул. И это верно: завод на всю Выборгскую самый отсталый. Неужто удастся как у себя нынче в цехе? Сейчас говорить он по-другому уже будет... как на крыльях.

И опять радость к сердцу, так, что даже лицо закраснелось.

- Ну, что ж... Пошли.

Приостановился на секунду, вспомнил.

- До смены? Надо мастеру...

- Еще кому? - глумливо воскликнул Клим. - Ты кто такой есть, чтобы у всякой шкуры хозяйской спрашиваться. Ушел и ушел. Ну, в штраф запишет... Тоже - дерьма...

Вышли за ворота. Клим сказал:

- Гляди-ка... чего там маячит? А ей-богу, сукин сын шпик.

Сосипатр пригляделся. В самом деле, подозрительный какой-то человек. Пальтишко - обтрепанное, а котелок, как у барина. И воротник поднят, чтоб лицо прикрыть. Еще не хватало. Раньше эта нечисть не решалась близко к заводу подходить.

- Пойдем прямо на него. Небось, даст деру.

Крепыш возразил, однако:

- Ну, брат, как бы самим не пришлось деру давать. Он, думать надо, здесь не один... смотри, героем каким ходит, на всем виду... Нынче вообще с чрезвычайной оглядкою надо. Провалы. Не знаю, у вас как, а даже у нас на заводе люто. Пойдем от греха кругом, через лес...

- Через лес, так через лес, - согласился Сосипатр. - И в самом деле, пожалуй, лучше, а то еще на след наведем...

Шпик остался на дороге. Приткнулся к фонарю, глазами следит за воротами. Другого кого-то ждет, ясно. И на сердце Сесипатра стукнуло.

Не Марину?

Крепыш шепнул, вытянув шею:

- Сов считаешь? Не видишь: зазевался легавый. Ходу!

На лесной тропке не было ни души. Шагали быстро.

- Ты все же аккуратно иди. Чтобы след в след.

Это сказал третий, бородатый и сумрачный, молчавший до тех пор.

"Серьезный человек, конспирацию знает", - одобрительно подумал Сосипатр. И оглянулся назад, через голову крепыша, шедшего следом. Завода уже не было видно - одни сосны заиндевелые вкруг да сугробы. Далеко отошли, слежки нет.

Коротыга оскалился:

- Беспокоишься? Будь спокойненький. Держи вправо.

Сосипатр приостановился.

- Вправо? Почему? Завод же - в той стороне. Там дорога.

Коротыга захохотал.

- Какая дорога, ты раньше спроси.

Догадка нежданная рванула мозг. Но раньше, чем Сосипатр успел двинуться, выпростать глубоко задвинутые в карманы руки, назвавшийся Климом схватил крепкой и сноровистой хваткой за локти. С двух сторон глянули в упор, в лицо револьверные дула.

- Не рыпайся. Порешим на месте. Имеем благословение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Историческая проза / Советская классическая проза / Проза