Наказанные народы

Немедленно после изгнания немцев с Кавказа начались восстановительные работы и в Чечено-Ингушетии, а вместе с тем и чистка рядов партии, государственного аппарата. Выступая на пленуме Грозненского горкома ВКП(б) 19 февраля 1943 г., секретарь горкома Бердичевский требовал «решительно усилить массово-политическую работу среди женщин, молодежи, комсомольцев и в особенности среди чеченцев и ингушей, активно отбирать в ряды партии лучших, до конца преданных делу партии людей»[149]. Важность этого заявления очевидна, ибо в нем фактически содержится положительная оценка роли чеченцев и ингушей в обороне Кавказа. Эта тенденция легко прослеживается и по страницам «Грозненского рабочего» за 1943 год.

В конце года газета опубликовала как итоговою статью Г. Борисова и М. Грин «Дружба народов — источник силы нашей партии», в которой вновь подтверждается самоотверженная борьба всех без исключения народов Кавказа против гитлеровской армии[150]. Газета напомнила о героях войны и о том, что собрано 14 миллионов рублей на строительство бронепоезда имени героя гражданской войны Асланбека Шерипова[151].

23 февраля 1944 г. День Красной Армии. Мужчины повсюду приглашены на митинги к зданию сельсоветов. Никто не подозревает, что беда рядом. Подъезжают «Студебеккеры», полученные по ленд-лизу от американских союзников для помощи Красной Армии. Появляются солдаты с автоматами. Чеченцев держат под их дулами. Повсюду, в каждом ауле, зачитывается Указ Президиума Верховного Совета о поголовном выселении чеченцев и ингушей за измену, за сотрудничество с врагом. Разрешается взять по 20 кг багажа на семью.

Прощаются с родной землей старики, губы шепчут слова молитвы. Велик Аллах! Плачут женщины, одни дети радуются, что их покатают на машине, а другие недоумевают и жмутся к взрослым… При выселении происходили страшные трагедии. Об одной из них поведал чеченский писатель.

Председатель одного из сельсоветов восьмидесятилетний Туша помогал при отправке своих односельчан, была вывезена и его семья. Осталась с ним только его сноха с грудным ребенком. Туша сказал офицеру-грузину на ломаном русском языке: «Моя здесь родился, моя здесь помирал. Никуда моя не пойдет!»

Туша широко развел руки и стал у ворот своего дома. Сноха поняла. Она закричала и, прижимая дитя к груди, вцепилась в свекра. Она тащила его к нашей партии и кричала:

— Дада, дада! Пойдем! Они убьют тебя.

Все случилось вмиг. Офицер приказал стоявшему с автоматом в руках русскому солдату:

— Огонь! Всех троих!

Солдат побледнел, затрясся, но твердо сказал:

— Я застрелю мужчину, но в женщину с ребенком я стрелять не буду…

В руках офицера блеснул «тете». Солдат не успел досказать слов, как уже лежал на земле с пробитой головой. В ту же секунду офицер убил Тушу, его сноху и ребенка. Нас заторопили и погнали по тропе к шоссейке. Там нас ожидали машины. Отстающих по дороге расстреливали. Так было…[152].

Знал ли этот безымянный русский солдат, что в тот момент, когда он отказался убить женщину и ребенка, он спасал честь русского народа?! Нет, должно быть, он не знал и не думал о том. Просто он был человеком. И все его существо восстало вдруг в тот момент, когда его хотели превратить в зверя. Он остался лежать там, в горах, рядом со стариком, женщиной и ребенком, как символ человеческого братства, нерасторжимости его уз.

Когда-нибудь на этом месте будет сооружен памятник Человеку.

Спускались с гор ленд-лизовские «Студебеккеры»…

… А потом — Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о переименовании районов:

Анчхой-Мартановского — в Новосельский,

Курчалоевского — в Шурагатский,

Назрановского — в Коста-Хетагуровский,

Ножай-Юртовского — в Андалалский,

Саясановского — в Ритлябский,

Урус-Мартановского — в Красноармейский,

Шилинского — в Междуреченский.

Соответственно были переименованы и районные центры.