Нахлебники Хлебникова

Общеизвестно, что наряду с преданными поклонниками были у Владимира Владимировича и такие же стойкие противники, даже ненавистники… Так, например, существовал в те годы странный человечек, носивший непонятный псевдоним. Он называл себя «Альвек». (Впоследствии он писал слова для песен и романсов; главным образом, подтекстовывал готовую музыку; его перу, например, принадлежат «бессмертные» слова: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось.») Этот Альвек посещал все вечера Маяковского и по нескольку раз на протяжении вечера выскакивал с осуждающими репликами.

Впоследствии Владимир Владимирович, перед тем как начать выступление, спрашивал своих администраторов:

– Альвек пришел? Значит, можно давать третий звонок!..

В. Ардов. Этюды к портретам. М., 1983.

Оказывается, этот парикмахерский текст романса «Утомленное солнце нежно с морем прощалось» писал Альвэк, тот самый Альвэк, который имел претензию считать себя душеприказчиком Хлебникова и, кажется, действительно бывший его последним, единственным другом. Я сам видел, как однажды этот Альвэк что-то выкрикивал обидное Маяковскому на одном из его вечеров.

А. Гладков. «Всего я теперь не понимаю»: Из дневников. 1940 // Наше наследие. 2014. № 111.

Больше писем от Маяковского до самого его приезда в Киев, в марте 28-го года, я не получала. И приблизительно с самого начала января для меня начались очень тревожные дни. В Киеве появилась пасквильная книжонка Альвека под названием «Нахлебники Хлебникова». В магазинах эта «книга» не продавалась, ее распространяли в Киеве «друзья» Маяковского, и не так легко мне было заполучить ее в возможно большем количестве экземпляров. Тем не менее через подруг и знакомых я собрала этого произведения штук пятнадцать. Ничего не зная за это время о Маяковском, я терзалась невероятно, представляя себе всякие ужасы: публичные скандалы, анонимные письма и так далее.

Наконец в начале марта появились афиши Маяковского, а затем я получила письмо <…>

Чтобы застать Владимира Владимировича непременно до часу, бросилась я в «Континенталь», даже не переодеваясь. Захлебываясь и заикаясь, считая необходимым рассказать ему об этом и боясь обидеть его, по возможности осторожнее, говорила ему о всяких сплетнях и гадостях, ходящих по Киеву в связи с выходом книжки Альвека. Говорила, что боюсь, что кто-нибудь затронет этот вопрос на лекции.

Слушая меня, Маяковский стоял в светлой полосе окна в своей классической позе с расставленными ногами, с руками в карманах и улыбался.

– Не волнуйтесь, Натинька! Никто на лекции не посмеет обидеть такую хорошую девушку, как вы, а значит, и меня не тронут. А если все-таки тронут, обещаю вам, как лев, защищать свою и вашу честь, – смеясь сказал Маяковский. – А книжки пусть читают, черт с ними!

– Книжек читать не будут, книжки, кажется, все у меня.

– Как у вас книжки, откуда? – удивился Владимир Владимирович.

Я смутилась. Еще раньше, когда я собирала их, мне приходила в голову мысль, что могут подумать, что я это делаю по поручению Маяковского. Но так как Владимир Владимирович не писал мне три месяца, то я сочла себя вправе поступить, как сама считала нужным. Уж очень мне не хотелось, чтобы в родном Киеве распространялась эта пакость. По возможности короче я рассказала Владимиру Владимировичу, что постаралась все попавшие в Киев книжки собрать у себя. Маяковский, казалось, был растроган этой заботой.

– Хорошая Натинька, товарищ настоящий! – говорил он, гладя меня по голове.

Н. Рябова. Киевские встречи // Имя этой теме: любовь! Современницы о Маяковском. М., 1993.

Читали и сенсационную книжку Альвэка «Нахлебники Хлебникова», где автор упрекает Маяковского и Асеева в обкрадывании Хлебникова. Альвэку мы не поверили. Да и сами Маяковский и Асеев восторженно относились к Хлебникову и признавали его огромное влияние на их творчество. Скорей всего именно от них мы впервые услышали это имя.

Д. Самойлов. Хлебников и «поколение сорокового года»: Из литературных воспоминаний // Мир Велимира Хлебникова: Статьи и исследования 1911–1998. М., 2000.

Вопрос. Был давно такой термин: «нахлебник Хлебникова». Имеются в виду Бурлюк, Крученых…

– Этот термин пустил человечек, называемый Альвек. Он въедливый и надоедливый, такой маменькин сынок, который все ругал и со всем не согласен. Он писал такие вещи и все оспаривал. Но он был похож на человека у Достоевского в «Мертвом доме»: «Братцы, все умрем». Он надоедал Маяковскому, что он повторял Хлебникова. Потом он распустил слух, что Маяковский обобрал Хлебникова, что он стащил некоторые поэмы у Хлебникова. Наконец, его творчество закончилось романсом «Утомленное солнце нежно с морем прощалось». Вот этот человек пустил эту версию, а так как враждебно настроенные люди к Маяковскому подхватывали всякий слушок, то распространению этой теории способствовал этот человек, который существует до сих пор. И, конечно, из мелких щепочек и сплетен создавалась невыносимая атмосфера для Маяковского.