Находка для шпиона

Соседи… Надо зайти к соседям. Нечего не видя вокруг, я выскочила на лестничную клетку, направилась к ближайшей двери и неожиданно поняла, что я здесь не одна.

– Помогите! Здесь людей убили! Надо в полицию позвонить! Телефон…

Трое крепких молодых людей в одинаковых черных джинсовках смотрели на меня с каким-то странным нездоровым любопытством.

– Да ну! – перебил меня один из них, удивленно приподняв густые сросшиеся брови. – Кто ж их убил?

Почуяв неладное, я замерла.

– Ты чё там столько делала, коза? – почему-то спросил второй, а третий вдруг резко рявкнул:

– Хватит базарить, твою мать! Поехали!

И почему-то я сразу поняла, что это «поехали» относится и ко мне тоже. Я кинулась обратно к двери восемнадцатой квартиры, но в следующий же миг меня перехватили две пары крепких рук.

– Куда, сука драная?

И тут в меня словно бес вселился. Всё пережитое, весь ужас последних дней будто сконцентрировались в вязкий тугой клубок где-то между поджелудочной и сердцем. Я взвыла волчицей и с ходу, не примериваясь, вцепилась зубами в ближайшие пальцы на предплечье. Кто-то завопил. Одновременно лягнула ногой назад, с радостью ощутив, что ботинок достиг своей цели, да и возглас противника подтвердил попадание. Опешившие мужики отпрянули, но лишь на несколько секунд. Подстегивая себя выражениями, явно свидетельствующими о недополученном в своё время хорошем воспитании, они снова кинулись вперед, и отвешенные ими тумаки вполне были способны меня деморализовать, но только не сейчас. Я бешено рычала, лягалась, кусалась и царапалась, не чувствуя ни боли, ни страха. Грохот, стоявший на площадке, непременно должен был привлечь внимание любых добропорядочных граждан, но таковых, как видно, в подъезде не оказалось. Тот, кто непременно помог бы мне, лежал сейчас на полу своей квартиры связанный, мёртвый, холодный…

– Да заткните ей пасть! – не выдержал третий, не принимавший пока участия в потасовке. – Боцман, ты чего ждёшь?

Детина со сросшимися бровями ухватил вдруг меня своей огромной лапой за шею, желтые стены поплыли, и свет стал стремительно меркнуть… Второй скрутил обе мои руки за спиной и я сделала единственное, что могла в тот миг: ударила ногой вперед. Хватка на горле ослабла. Оказавшийся в этот момент как раз возле лестницы Боцман взмахнул руками и с воплем скатился по ступеням вниз.

Последовала секундная пауза, и третий с каким-то странным выражением хмыкнул:

– Ну не твою мать? – и с размаху ударил меня в челюсть.

– Вот она! – открыв дверь, громко объявил сидевшему за большим письменным столом мужчине молодой человек, едва не вынесший мне все зубы, и подтолкнул в комнату. – Она Боцману руку сломала!

Мужчина поднял голову и посмотрел на нас не без интереса. Голова у меня раскалывалась, и вдобавок здорово мутило, но я тоже оглядела хозяина большой светлой комнаты. Лучше бы я этого не делала, поскольку теперь мне окончательно взгрустнулось. Сидевшего за столом человека я уже видела. В саду у Алиски. Обладатель волевой американообразной челюсти встал, вышел из-за стола и, оглядев меня с головы до ног, усмехнулся:

– Неужели?

– Да точно! Ему гипс наложили! – радостно подтвердил мой конвоир. – Брыкалась как кобыла! Омару всю морду исцарапала! Змея, а не баба!

Вспомнив того, кого он назвал Омаром, я не могла мысленно не согласиться – лупоглазый краснорожий детина и вправду напоминал омара, причем уже вареного…

Яркий солнечный свет заливал комнату, нестерпимо слепя глаза. Хорошо было бы их закрыть. Больше мне ничего не хотелось ни видеть, ни слышать. Ни омаров, ни лангустов, ни квадратных челюстей.

– Я пойду, Михал Семёныч? – мой конвоир подтолкнул меня вперед.

Тот кивнул:

– Иди, Тукан…

После чего мы постояли с минуту, разглядывая друг друга, и обладатель приметной челюсти Михаил Семёнович неожиданно вежливо осведомился:

– Что же вы это так неласково с мужчиной обошлись, Анна Алексеевна? Мужчин беречь надо, мужчин у нас мало…

– Мужчин у нас и, правда, мало, зато козлов много! – сам по себе отозвался мой язык раньше, чем я успела его прикусить.

Господи, ну почему всегда так происходит?

Вопреки опасениям, Михаил Семёнович не обиделся. Вероятно, на свой счет он это не принял. Поскольку, видимо, не догадывался, что именно мне, приняв за Алиску, пообещал переломать ноги. И надо было признать, что по сравнению с нашей последней телефонной беседой голос его звучал чрезвычайно любезно.

– Давно нам с вами пора побеседовать, Анна Алексеевна! Вам не кажется?

Конечно, мне так не казалось! О чём мне было говорить с выродками, жестоко и бессмысленно убившими двух ни в чем не повинных стариков? Людей, по сравнению с которыми все они – гнусные твари? Всё это в запале я высказала ему прямо в лицо и, не сдержавшись, добавила, что именно думаю о каждом из них и о нём лично.

Моё выступление Михаил Семёнович оценил, и оно ему не понравилось. Глаза его потемнели, губы исчезли, а челюсть превратилась в настоящий кирпич. И у меня загодя заболели синяки и ссадины, которые я еще не получила, но деваться было некуда.