И тут ожил лежавший на письменном столе сотовый. Михаил Семёнович даже вздрогнул от неожиданности, с трудом оторвал от меня горящие бешенством глаза и вернулся к столу. Я выдохнула.
– Да? Ну? – несколько секунд он слушал, уставясь прямо перед собой, потом брови его удивленно выгнулись, и он перевел взгляд на меня. – Сломала ногу? Как это!? И что?.. Что значит – нет?
Весь его вид выражал полнейшее изумление, качая головой, он дал отбой, сел за стол и вдруг спросил:
– И откуда вы взялись?
Что он имел в виду, и чему так удивился, я понятия не имела и только молча таращилась. Ног я не ломала, ни себе, ни кому другому, и если им заблагорассудится свалить на меня все несчастные случаи в округе, то уж дудки!
– Ладно! – словно приняв какое-то решение, с силой вдруг хлопнул ладонью по столу Михаил Семенович, – подождём!
Эти слова здорово обрадовали, поскольку неожиданно я поняла, что если сегодня меня ещё раз ударят по голове, огорчению моему не будет предела.
– Тукан, зайди ко мне! – приказал меж тем по телефону Михаил Семёнович, и через пару минут в двери показалась уже знакомая мне носастая физиономия. – Забери её! – он кивнул в мою сторону. – Отведи к генсеку, подождем пока! И что б глаз с неё не спускал!
Времени подумать, что он сказал, у меня не было, Тукан уцепил меня повыше локтя и молча поволок вон из комнаты в коридор.
Помещение, куда притащил меня Тукан, оказалось полуподвальным. Не выпуская моей руки, он толкнул белую крашеную дверь и позвал:
– Ты тут, Генсек?
Никто не ответил, мы зашли в комнату, и сзади неслышно возник крепкий угрюмый детина в черных джинсах и ковбойке. Я вскрикнула от неожиданности, а Тукан выругался:
– Генсек, мать твою! Вечно ты со своими…
Детина и бровью не повел. Меня он, по-моему, вообще не заметил. Глядя на Тукана, он вопросительно качнул головой.
– Шеф сказал, пусть у тебя пока сидит. Всё.
Генсек обозначил моё присутствие, небрежно ткнув пальцем куда-то себе за спину. Я огляделась. Комната была длинная, узкая, беленая до самого потолка и, в отличие от комнаты Михаила Семёновича, весьма лаконично обставленная и явно нежилая. Несколько тумбочек и длинный, занимающий большую часть комнаты, дощатый стол со скамьями по обеим сторонам. В торце одно окно, возле которого в углу разлапилось какое-то странное украшение: упирающееся в потолок вертикально стоящее бревно без коры с многочисленными обрубленными толстыми сучьями. На противоположной от входа длинной стене ещё две двери.
Я выдернула руку из цепких пальцев Тукана и проследовала в указанном направлении – к скамье. Тот сказал ещё что-то Генсеку и вышел. Тут Генсек развернулся, оказался ко мне правым боком, и я увидела висящие на широченном брючном ремне здоровенные кожаные ножны, обитые медными бляшками, а в ножнах, соответственно, здоровенный нож. Не нож, а ножище, целый тесак, вроде того, что был в фильме у Рембо. Только в кино это выглядит забавно, а по соседству как-то не очень. Не обращая больше на меня никакого внимания, Генсек развернулся к дереву, одним движением выхватил из ножен тесак и метнул вперед. Глухо чмокнула древесина, зазвенело, срезонировав, стальное полотно. От неожиданности я подпрыгнула на скамейке, потом осторожно выдохнула и закрыла глаза. Кажется, я попала в ад…
Сколько так прошло времени, не знаю. Осторожно прислонясь спиной к холодной беленой стенке, я сидела, не открывая глаз, стараясь не обращать внимания на головную боль и ноющее тело. Сначала от безысходности я начала на слух считать количество бросков Генсека. Десять, двадцать, пятьдесят… Со свистом рассекая воздух лезвие с точностью и монотонностью робота находило заданную цель; Генсек делал десять шагов вперед, десять назад и снова бросал… На третьей сотне я сбилась. А потом, видимо, задремала, потому что, неожиданно вздрогнув, подняла голову с лежавших на столе рук. По ту сторону стола всё так же стоял на изготовке Генсек. Короткое, почти невидимое глазу движение и нож вновь вибрировал в изрезанном бревне…
Переведя взгляд на окошко, я поняла, что день уже клонится к закату.
– Простите, – тихо спросила я, – можно мне… в туалет?
Генсек никак на это не отреагировал, толи не захотел, толи не услышал. Я ждала довольно долго, но не происходило ровным счетом ничего нового. Тогда я решила пойти путем более сложным, но надежным: завязать беседу.
– А сколько сейчас времени? – отсутствие результата тоже результат и я не сдавалась: – Простите, а как вас зовут? Генсек? А это что, имя? Или… Вы что, в партии состоите? Генеральным секретарём?
На сей раз попытка увенчалась успехом. После очередного броска Генсек не шагнул вперед, а на мгновение замер и повернулся ко мне. Я по возможности приветливо улыбнулась.
– Меня зовут Геной, – изумительно приятным голосом отозвался вдруг Генсек, и я помимо воли растянула рот до ушей.
– А! Понятно! Здорово… Гена! – Провожая взглядом осточертевший проход Генсека к бревну, обрадовалась я и сдуру решила пошутить: – А «сек» что такое?