Находка на станции Стрельна

Миша, переодетый в рваную поддевку и без рубахи, третий час мерз на улице возле дома Двойры Бройде. Вроде бы шел апрель, днем солнце пригревало так, что хотелось остаться в одной рубашке, а под вечер все менялось. Рядом находился трактир, из которого доносился запах перегретого масла, лука и чеснока, покосившееся крыльцо само говорило о нерадивых хозяевах.

Сыскной агент, взятый в помощь Жуковым, находился по другую сторону от дома скупщицы, чтобы иметь возможность видеть черный ход.

Ближе к полуночи Мише наконец улыбнулась изменчивая судьба, вышедшие из трактира два подвыпивших, небрежно одетых мужчины в разговоре упомянули имя «Петька». Жуков напряг слух и шатающейся походкой, насколько было возможно, приблизился к беседующим.

– А я, Гришка, все ж молодец, что не пошел вчера с Петькой на работу, – пьяно проговорил вышедший и, достав из кармана красненькую бумажку, похвалился: – Вот червонец мне отвалил, а мне больше не надо.

– Ты про Голдыша говоришь? – спросил тот, которого назвал собеседник Гришкой.

– Дак про кого еще?

– Моли бога, что не был с Петькой.

– А что?

– Не знаешь, куда тебя он звал?

– Не-а, – икнул безымянный.

– Тебе, Васька, повезло, – и Гришка понизил голос, приблизив лицо к уху собеседника, – что вчера в участке ночевал, не то вся полиция на ногах, убийцу ищет.

– Убийцу? – поперхнулся Васька, и хотя его не было видно в темноте, но даже Миша почувствовал, как тот побледнел.

– Вот так-то! Ты глазищи свои залил, кабы самому в участок внову тебе не попасть.

– Да что я? Я ж ничего…

– Оно так, а ты потом этим расскажи, что с Голдышем не был, а он, гад, ухлопал птичника с Мытнинской.

Васька присвистнул.

– За Петькой крови никогда не было…

– Не было, а ныне вот целая река. Говорят, чуть ли не на куски порезали старика.

– Да ты что? Вот он мне червонец и отвалил, видно большой куш там взял. То-то я только Петьку встретил, а других нету сегодня.

– Так он не один там был?

– Не, с ним еще двое. Помнишь, утром, на Сенной мы Кузьку Добрянского встретили в пальто новом, сапогах.

– Это какой Кузька?

– Тот, что любит трубку сосать. Я ж и удивился, что всегда потертый ходил, а тут пальто справное, сапоги кожаные, – и Васька покачал головой, то ли от зависти, то ли от досады, что на дело с Голдышем не пошел.

– Повяжут их, вот тогда радешенек будешь, что с ними не пошел.

– Да кто их повяжет? Участковые, что ли? Так они дальше своего носа ничего не видят.

– Говорили, Путилин приезжал.

– Ну, от него подальше надо быть, он, как конь, землю роет.

– Ты сегодня куда? – спросил Гришка.

– К Машке поеду, раз деньги появились. Давненько у нее не был.

– Ладно, Васька, а я к себе.

И собеседники разошлись в разные стороны.

Миша подозвал агента, чтобы тот помог доставить в сыскное Ваську, который так и не успел сообразить, как оказался в коляске, зажатый между двумя незнакомцами.

– Э, полегче, – попытался вырваться, но вновь был усажен на скамью, а один из незнакомцев, тот, что помоложе, прошипел сквозь зубы:

– Еще раз дернешься, по шее получишь. Понял?

– Понял я, понял, – Васька так и просидел тихонько между незнакомцев, только все гадал, куда его везут, пока не проехали по Троицкому мосту. Только здесь он понял, что везут в сыскное отделение. Васька успокоился. За ним больших дел не числилось, а к Голдышеву злодеянию он отношения не имел.

Миша сошел с коляски первым.

– Прошу, – и на губах промелькнула улыбка.

Васька засопел, оглядевшись по сторонам, видимо хотел рвануть от сыскных агентов, но посмотрев на Жукова и прохаживающегося полицейского, решил не испытывать судьбу.

– Иван Дмитрии у себя? – Миша поинтересовался у дежурного чиновника.

– Да.

Миша тихонько подтолкнул в спину Ваську.

– Что стоишь? Поднимайся по лестнице.

У двери кабинета начальника сыска Жуков остановился и приказал сопровождающему агенту составить компанию Ваське, сам же постучал и сразу же вошел.

– Вот пока все сведения, – Миша рассказал о подслушанном разговоре и немного лукавил, ожидая добрых слов от Ивана Дмитриевича.

– Молодец, – Путилин иногда скупился на похвалы сотрудникам, но сегодня не сдержался, даже поднялся с кресла и начал прохаживаться по кабинету, потирая руки. – И где сей Василий?

– В коридоре.

– Похвально, Миша, что сразу его из огня да в полымя, веди. Погоди, – Иван Дмитриевич прикусил губу, словно что-то задумал, потом произнес: – Веди, это пустое.

Через минуту в кабинет вошел оробевший Васька, остановился в нерешительности на пороге, исподлобья осматривая сидевшего в кресле Путилина. Ноги его дрожали так, что подталкивающий сзади агент не мог сдвинуть с места задержанного.

– Проходи, – тихим спокойным голосом произнес Иван Дмитриевич, и на лице появилась такая добродушная улыбка, что казалось, к себе в гости зазвал давнего приятеля.

Васька набрался смелости и приблизился к столу, у которого застыл подобием кобры перед заклинателем змей.

– Василий, ну что столпом соляным стал? – добродушие так и струилось из уст Ивана Дмитриевича. – Присаживайся, у меня всего-то несколько вопросов.