Наковальня

Землянин сдержал досаду. «Черт побери, — Подумал он, — неужели никто больше не принимает ничего за чистую монету?» Он сменил тему:

— Расскажи мне о голубом ящике.

— О голубом ящике? — Глаза Лазаруса метнулись к Киллеру, который ухмыльнулся и подмигнул Габриелу. — Что ты знаешь о голубом ящике?

— В этом городке такая болезнь — отвечать вопросом на вопрос? — сухо поинтересовался землянин.

— Ладно, Габриел Кайли. — Лазарус встал и подошел к генинжевому бобу, который вырос уже на полметра и раскрывал свои первые почки. — Это было то, что твоя сестра жаждала приобрести. Она пришла к нам… она пришла к Кипперу… спрашивая, не поможем ли мы достать его. — Лазарус покачал головой, гладя зеленый листок. — Мелкое воровство не та затея, которая стимулирует мой адреналин.

— И чем было это то, что она хотела украсть?

— Я сказал «украсть»?

— Так я услышал.

— Ты услышал, Габриел Кайли? — набросился на него Лазарус с перекошенным от ярости лицом. — Ты слышал, что я сказал «украсть»? А что еще я сказал, Габриел Кайли? Что еще я сказал? Кто мы такие? Разбойники с большой дороги? Шайка мелких жуликов? Это гнездо орла, Габриел Кайли! — закричал он. — Гнездо орла!

Габриел испуганно отшатнулся. Остальные бегуны по крышам рассматривали пол, за исключением Киппера, чей взгляд перелетал с Лазаруса на Габриела и обратно. Малышка заплакала, и Тох рассеянно покачал ее, чтобы успокоить. Лазарус снова повернулся к бобовому стеблю.

— Итак, — заговорил он спокойным тоном, будто предыдущей вспышки никогда и не было, — что еще ты слышал?

Все еще не понимая, что так разъярило Лазаруса, Габриел проговорил осторожно:

— Ты сказал, что тебя не прельщает мелкое воровство.

— Да, не прельщает.

— Так что такое голубой ящик? Лазарус пожал плечами:

— Я не знаю. Правда. Элспет считала его важным, и его владельцы считают его важным.

— Ну, тогда кто его владельцы?

Лазарус поднял брови и странно передернул плечами. — Я что, похож на человека, которого интересуют такие мелочи? Твоя сестра… твоя сестра была фанатиком. Всегда ругала власти. Сражайтесь с властями, сражайтесь с властями, сражайтесь с властями. — Лазарус презрительно скривился.

По пещере разнеслось шуршание, и слабо запахло едой, синтетической, в саморазогревающейся упаковке. Через минуту Шэрри, ободряюще улыбнувшись, вложила в руки Габриела коробку, от которой поднимался пар, и вилку.

— Вершина пищевой цепочки — это мы, — заметил Киппер над плечом землянина. — Каждому чуду нужен сытный кусок хлеба, чтобы крепко удерживать свои три точки.

Только Лазарус не ел. Он снова полулежал, с ледяным величием обозревая свое племя гномов.

— Ты законопослушный человек, Габриел Кайли?

— Не очень, — честно признался Габриел. — Я никогда особо не доверял Организации и ее методам.

— Организации?

Габриел пожал плечами, не желая попадаться в сети, которые там плел Уайт.

— Организация, — повторил Лазарус, разглядывая его. — И что твоя Организация означает для тебя, Габриел Кайли?

Габриел задумался.

— Она означает самый старый охранный рэкет в истории, — ответил он наконец. — Я считаю, что правительство — любое правительство — это всегда та же самая старая банда, которая хочет править миром. Чтобы сохранить лояльность населения, они будут давать обещания, которые не смогут исполнить, строить дороги, которые никому не нужны, а когда все остальное провалится, скажут: «Может, мы и плохие, но мы защищаем вас от тех громил, что живут по ту сторону гор. За это вы нам и платите. И будете платить. Иначе поплатитесь». И всю историю люди платили: и потом, и кровью, и целью своей жизни.

— А Закон — просто эвфемизм для «делай так, а не этак»? — мягко добавил Лазарус.

Габриел согласился немного смущенно. Его собственные доводы всегда казались ему пустыми, когда он излагал их вслух. Непреклонный голос рациональности редко способен передать суть аргумента, основанного на чувстве.

— Но Земля имеет самые жесткие законы о неприкосновенности частной жизни в КЗС, — указал Лазарус. — Каково тогда жить по ним?

Габриел заколебался. Ему не хотелось углубляться в эти воспоминания.

— Там, где я рос, мы никогда не обращали на них большого внимания. У нас как бы было собственное правило.

— И что это было за правило? — не отступал Уайт. Габриел холодно улыбнулся:

— Мы не лезли в чужие дела.

С минуту Лазарус молча разглядывал его, потом расхохотался. Этот смех был подобен крику боли, он отразился от стен пещеры безрадостным стоном баньши. Габриел вздрогнул и закрыл глаза.

Будто по сигналу остальные бегуны по крышам засмеялись вместе со своим вожаком. Монах подошел и радостно хлопнул Габриела по спине:

— Я знал, что ты огурец нашей породы. Я сразу заметил Наковальню в твоих глазах, это точно.

Атмосфера разрядилась, но Габриел не мог не спросить себя, каким энтузиастом надо быть, чтобы войти в этот клан сумасшедших гоблинов.

Только Киппера не захватило общее веселье. Его улыбка была широкой, но тонкой как пласпирус.