Наличники

– Я тоже, кояшым, я тоже. Но мне уже пора, и так задержалась.

Она направилась к входной двери, будто, как живая, собралась просто выйти в подъезд.

– Береги себя, кояшым, – сказала на прощание Фируза Талгатовна, прошла сквозь дверь и исчезла.

Только тогда Вольт выбрался из-за дивана в гостиной, куда спрятался от ее грозного взгляда, и, поскуливая, прибежал к хозяину. Погладив его между острых ушей, Руслан вздохнул и сказал:

– Она ушла, Вольт, похоже, навсегда.

И тоска отпустила его сердце, оставив только легкую грусть.

Глава двадцать первая

В подъезде было непривычно тихо. Аня зашла в квартиру и замерла, прислушиваясь к тишине. Карамелька, встречая хозяйку, только мурлыкала, хитро косилась на нее и наворачивала круги вокруг ее ног.

– Пошли дописывать книгу, – повесив куртку на вешалку, сказала Аня. – Кажется, я знаю, чем все закончится.

Всегда, когда она принимала какое-то важное решение, ей становилось легче дышать, думать и вообще жить. Обычно это срабатывало, но не в этот раз. Вместо этого Аня ощущала, как сердце упало куда-то совсем глубоко и не желает возвращаться на отведенное ему природой место. Оно болело, переворачивалось, иногда билось так, словно пыталось покинуть свою хозяйку, и никак не желало успокаиваться.

Поэтому Аня решила, что от кофе ей станет только хуже, и заварила себе некрепкий черный чай с липой. Аппетита не было, поэтому она ушла в гостиную и в ожидании, пока загрузится ноутбук, наслаждалась напитком. Приступив к работе, она больше ничего не замечала вокруг.

Белый лист словно сам собой заполнялся строчками, сюжет разворачивался и летел к концу, как скоростной поезд. Чай давно закончился, но заваривать новую порцию не было ни желания, ни времени. Пока пишется, нужно было писать.

И Аня очнулась только тогда, когда последняя точка была поставлена. В квартире уже стемнело, горели только экран ноутбука и фонарь за окном. В доме напротив зажглись окна, ведь люди давно пришли с работы, возможно, уже поужинали и даже уходили спать. И точно: на часах было одиннадцать ночи.

Вздохнув, Аня потянулась, захрустев всеми костями сразу. Тело затекло, устало и теперь требовало к себе внимания. Но отвратительное ощущение в сердце наконец-то пропало, ведь всю тоску и разочарование она выплеснула в слова.

Карамелька, услышав, что хозяйка подает признаки жизни, мяукнула из кухни. Пришлось идти кормить кошку, а заодно и саму себя.

Последние морозы отступали, начиналась привычная февральская оттепель, которая к праздникам сменится на весенние морозы – кусачие, но не такие опасные, как зимние. Снег становился рыхлым, а небо такого нежного акварельного оттенка голубого, что бывает только в феврале-марте.

Остальной работой она займется завтра. А сегодня постарается уснуть, не думая о том, от чего сознательно отказывается, чтобы сохранить жизнь Руслану. Идти против предков без понимания, что значит это проклятие, Аня не хотела. Слишком многое стояло на кону.

Оставив в мойке посуду, Аня потушила свет и направилась в спальню. Но прежде на всякий случай сохранила три резервные копии, чтобы не потерять написанное за день. Утром она займется и текстом, и уборкой, а пока ей очень хотелось спать.

Свернувшись клубочком под самым теплым одеялом и ощущая приятную тяжесть кошки в ногах, Аня закрыла глаза и медленно погрузилась в темноту. Ни одной мысли не осталось в голове, но смутное ощущение, что ее кто-то ждет в этом мраке, появилось почти сразу за этим.

Перед ней расстилался знакомый холмистый ландшафт. Когда она ездила в Город, то всегда проезжала этот участок пути: овраг, укрепленные склоны, ковыль вдоль дороги и ярко-голубые цветы цикория. Когда-то здесь было русло реки, но теперь осталось только воспоминание.

Ветер раздувал подол любимой розовой юбки и бросал в лицо отросшие волосы. В воздухе пахло летом – сочная трава, нагретая на солнце, цветущая кашка и другие полевые цветы, медовый аромат с лугов и легкий отголосок речного духа. Начало лета, догадалась Аня. На вершине холма, где она стояла, обзор открывался на все поле впереди и уходящую вдаль дорогу.

– Ты добралась, – раздался позади тихий женский голос. Речь была чистая, но словно бы хранила отзвук прежних дней.

Аня обернулась и увидела ту кареглазую женщину из своего сна – все такую же скуластую, грустную и нездешнюю. Ее смуглая кожа и темные косы казались такими уместными в этом пейзаже, что Аня вдруг поняла, кто это.

– Вы Оничка? – воскликнула она, и женщина вдруг улыбнулась.

– Наконец я нашла к тебе путь. Спасибо твоей бабушке.

Сердце забилось чаще, и Аня спросила:

– Она правда ушла?

Оничка кивнула.

– Теперь твоя очередь пытаться поменять судьбу.

– Она же не смогла, а куда мне до нее, – грустно сказала Аня.

– Ты еще не сдалась, и я в тебя верю.

– Как я понимаю вашу речь? Ведь в ваши времена говорили иначе.

– Твои предшественницы учили меня новым словам, – улыбнулась Оничка. На глазах ее усталость и суровость облика менялись, она словно молодела, теряя века ожидания и горя. – А я всегда легко запоминала другие наречия.