Читаем Наливайко полностью

Совет старшин не возражал. Хоть один человек не потерял голову в этом трудном положении — и то хорошо. К тому же, этот человек — потомок Байды Вишневецкого. И с ним согласились без слов.

Черкасский староста помчался к своим измученным отрядам, которые с трудом держались, едва не побросав в снег отяжелевшее оружие. Уже в седьмой раз палили пушки Косинского, сея смерть и подавляя дух армии Вишневецкого, не имевшей ни одной пушки. Изредка раздавались и менее звучные выстрелы гаковниц. Они вселяли еще больший страх.

О каком же наступлении мог помышлять князь Вишневецкий! Однако он направил несколько отрядов в обход Косинского с обеих сторон, а сам собрался идти в лобовую атаку.

Полки Косинского с удивлением переглядывались, видя, как побежденные уже остатки войска Острожских, вдруг перестроившись, бегом двинулись на казачий стан. Впереди, под крики и свист, гнал заморенных коней небольшой отряд конницы во главе с Вишневецким.

Косинский не опасался этой атаки. Но дерзость черкассцев так возмутила его, что он приказал сече- вой коннице враз отбить охоту у князя Вишневецкого до таких шуток. Сечевики, однако, недооценили удар Вишневецкого, не приняли в расчет совместных действий его войска с нескольких сторон, и в первой же стычке были смяты и отступили. Ободренные успехом, дружины Вишневецкого продолжали продвигаться вперед. С флангов на Косинского напали также отряды Гулевича и Тульского.

Боевые крики сражающихся, бряцание железа, ржанье коней — все это сливалось в непрерывный страшный гул. И до странности четко изредка вырывалось из этого гула отчаянное «геканье» какого-нибудь вконец ошалевшего воина. Вишневецкий, крича и подбадривая, метался на взмыленном коне среди своих людей, опьяневших от ожесточения и упорства. Конные сечевики Косинского несколько раз кидались в бой, но вынуждены бывали поворачивать назад, к пушкам.

У Косинского стояли в запасе вызванные из крепости всадники Нечипора. Уже не однажды гетман порывался бросить их в бой, но каждый раз вспоминал свой спор с полковниками-запорожцами на валу крепости и отбрасывал свое решение.

Полковник Нечипор подъехал к гетману сбоку, ожидая распоряжения. Косинский только кусал губы и грубо приказывал джурам удерживать беглецов. Но вот он оглянулся на полковника и резко пришпорил коня. Конь подскочил и помчал. Косинский подскакал к войскам, выходившим из боя, что-то прокричал им и снова вернулся туда, где все еще стоял полковник Нечипор, охваченный презрением к гетману.

Навстречу Косинскому выскочил на взмыленном коне один из его хорунжих. Гетман, не дослушав его, крикнул:

— Передайте артиллерии: решающий бой… До последнего разнести эту княжескую дрянь!.. Слышали? Полковник! — вдруг обратился к Нечипору. — Вам оставаться в резерве. Но выведите свой полк или… или начинайте…

— Начинаю, пан гетман! — крикнул ему вслед Нечипор, не скрывая насмешки.

Повернув своего коня к сечевикам, Нечипор проехал перед рядами. Он уже не смеялся. И каждый всадник схватился за саблю. Полковник выше поднял голову, еще раз глянул вслед Косинскому и сплюнул. Потом объехал возы, составлявшие передвижную крепость штаба Косинского, махнул рукой и, не оглядываясь на свой полк, повел его на фланг Вишневецкого.

Обеденная пора прошла. Куцый зимний день клонился к вечеру. Холодное солнце устало катилось к закату, разминуясь с быстрыми и потрепанными, как после боя, снежными тучами.

Нечипор со своим полком загибал в сторону от дороги, а гетман Косинский, не поняв маневра полковника, проклинал его и всю Запорожскую Сечь за такую измену. Пешие войска Косинского бросились бежать, и даже пушечные выстрелы не могли остановить их. А полк сечевиков нерешительно выехал из-за холма и остановился. Нечипор, ни на кого не глядя, будто припоминая что-то сложное, наконец выхватил саблю. И этого было достаточно, — полк сечевой конницы бросился на Вишневецкого…

Как ломается хрупкий стебель, так остановился Вишневецкий, увидев конных сечевиков Нечипора. Давать им бой со своими измученными людьми было бессмыслицей и преступлением. Его может спасти только немедленное отступление к старым окопам, под лесом. Но где он, этот лес, где оно, спасение?..

— Назад, к лесу! — крикнул Вишневецкий.

Сам первым повернул коня и, закрыв глаза, погнал к лесу. Люди уже и без приказа показывали спины врагу, волною отхлынув к опушкам.

Косинский на миг замер, потом сорвал с головы смушковую шапку и помахал ею в воздухе. Опомнившись, он приказал отрезать отряды Вишневецкого от леса. Казаки бросились целиной, по глубокому снегу, перерезая отступление беглецам.

У князя Вишневецкого из-под казацкой шапки выступил обильный пот. Холодный, он точно каленым железом прожигал до мозга. Минутами князю становилось не по себе, в глазах клубился беспросветный туман. К Вишневецкому подъехал растерянный, без голоса и воли пан Гулевич.

— Что будем делать, князь?

— Приказать перестроить отряды, пан Тульский…

— Я не Тульский, а Гулевич, простите, князь… Может быть… белый платок повесить на копье?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза