Налог на Родину. Очерки тучных времен

Так что, завершая ответ ростовской журналистке, могу предположить, что все нынешние технологические рывки, называйся они электронное правительство или нанотехнологии, окажутся там же, где и хрущевская кукуруза, которая, к слову, действительно имеет массу преимуществ перед традиционными культурами в качестве кормовой массы.

Мы же, когда очутимся вместо города Как-Лучше в городе Как-Всегда, поругаем начальство, потребуем бутербродов, заселимся на постой в барак да покричим, что в Европах такое невозможно – но, когда нас позовут на посадку, все забудем, простим и займем места согласно имеющимся волчьим билетам.

Космополиты безродные патриоты безденежные

То, что патриотизм у нас является не столько убеждением, сколько рабочим инструментом, я подозревал давно. Примерно таким же, как членство в КПСС или в «Единой России». А эффективность инструмента можно оценить, разве не так?

Собственно, подтолкнул меня к этой идее знакомый финансист, с которым мы в дни Олимпиады вместе ужинали. Помню, обсуждали мужской дуатлон. Не хочу перегружать деталями, но поверьте, это была невероятной интриги гонка. Вот представьте: уже под самый финиш двое шведов – хитрых, умных, опытных мужиков – запирают за своими спинами группу лидеров, чтобы в отрыв спокойно мог уйти третий швед, такой же хитрый, умный и опытный. И этот швед по имени Оллсон уходит в какой-то уже просто феерический отрыв – 10 секунд, 15, 20, уже чуть не полминуты, о господи, до стадиона рукой подать, и уже ничто не помешает ему победить! – но на самом деле интрига не в этом. Эти шведские мужики настолько опытны и коварны, что отводят Оллсону роль подсадной утки, а сами выжидают, кто же рискнет пробить блокаду – дабы этого героя вымотать и изничтожить. И вот, когда уже все, казалось бы, ясно, в отрыв бросается наш мальчишка по фамилии Сладков, и он идет вперед так мощно, как молодость вообще вторгается во взрослый мир. И вот тут-то шведы и берут его в оборот. Потому что взрослость – это когда проигрыш в силе компенсируешь опытом, а опыт подсказывает брать измором. В итоге Сладков выдыхается и приходит четвертым, Оллсон – третьим, первым – швед Хельнер. Финальные титры; театральный разъезд.

– Это были не лыжи, – сказал я своему приятелю. – Это кино. Экранизация. Бальзак. Люсьен де Рюбампре против Вотрена. Сила и наивность против изворотливости и хитрости.

– Против Жака Коллена, беглого каторжника. Если мы про лыжный бег…

Банкир засмеялся. Я тоже. Пиршество за столом – это когда основное блюдо сочетаешь с гарниром спорта и десертом литературы.

И вот тут-то мой банкир и выдал фразу про патриотизм и космополитизм как рабочие инструменты. С его точки зрения выходило, что в наши дни (то есть в дни Олимпиады) патриотизм для личного потребления являлся эдакой повязкой на глазах, мешающей наслаждаться красотой спорта (который, как разумно подмечал Пьер де Кубертен, национальности не имеет). Это ведь патриот, как лошадка в шорах, прет вслед за своим мешком с овсом, реагируя лишь на примитивные раздражители: наши выиграли – ура; наши проиграли – позор и Тягачева на плаху.

– Знаешь, – осторожно заметил я, – патриотизм мне кажется повязкой на глазах вне зависимости от ситуации. У космополитов вообще как-то с умом получше…

– А как же Хомяков? Аксаковы? Глупцами были? А?..

Ну, мы тут устроили перепалку, и я заметил, что из всех Аксаковых в наши дни если и знают, то не славянофилов Ивана и Константина, а их батюшку Сергея, написавшего «Детские годы Багрова-внука», а что написал Хомяков, не помнит никто вообще, его и самого-то знают благодаря мандельштамовской цитате про «хомякову бороду» у «ворот Ерусалима». В то время как весь сонм западнической мысли – от Чаадаева до Герцена – и поныне в чести и актуален, хоть заново объявляй «Философические письма» записками сумасшедшего и издавай в Лондоне «Колокол», что, впрочем, де-факто и происходит усилиями всех в Лондон выдавленных, от покойного Литвиненко до живых Березовского, Дубова или Чичваркина. А следовательно, КПД мозгов космополитов превышает КПД мозгов патриотов.