Наложник

Он трет своего малыша и зажмуривается, испытывая новые ощущения. Доводит его до состояния полного стояка. Не хочу, чтобы он дошел до оргазма и кончил, поэтому вскоре останавливаю его. Он тяжело дышит, на лбу появляется испарина.

– И ты никогда не видел чужих членов? Только говори правду, – грозно требую я.

Он хмурится, наверное, что-то припомнив и отвечает не сразу:

– Видел один раз, господин.

– Как?

Мне любопытно, если там всё так строго, то как он умудрился посмотреть на чужое достоинство.

– Однажды, возвращаясь из молельни, мы проходили мимо одного дома, там было шумно из-за праздника. Я случайно глянул в открытые ворота и увидел, как один из танцоров поднял юбку, он был без трусиков и показал мужчинам свое достоинство. Я был так ошарашен этим обстоятельством, что не сообразил потупить взор или отвернуться. Я не разглядывал его, у меня и в мыслях такого греха не было, я просто был очень шокирован, – дрожа всем телом рассказывает Эмин, – отец заметил это.

– И тебя наказали? – усмехаюсь я.

– Я получил пощечину, от которой весь день горела моя щека, а потом стоя на коленях читал вслух несколько раз главу о непорочности из Великой Книги, – отвечает он.

– Сколько тебе было лет?

– Это произошло в прошлом году. Мне тогда только исполнилось восемнадцать. Теперь мы больше не ходим по этой улице, возвращаемся из молельни по другой, совершая крюк. Отец сказал, что смотреть на такое после молитвы было вдвойне кощунственно и он ещё мягко наказал меня, пожалел.

Мне смешно. Я подползаю к подушкам и падаю на спину, развязываю пояс и раскидываю полы халата, обнажая своего большого малыша.

– Я хочу, чтобы ты на него посмотрел, – приказываю я.

– Господин… – Эмин опять судорожно сглатывает.

– Ну? Садись давай рядом и смотри.

– Да, господин.

Эмин поднимается и садится на попку, немного морщится от боли, но ничего не говорит. Его взгляд робко скользит по моему паху, зрачки расширяются, когда Эмин видит насколько он у меня большой, затем опускает глаза.

– Разве я разрешал тебе отводить взгляд? – спрашиваю его.

– Нет, господин, простите, – спохватывается он.

Вновь поднимает глаза и смотрит на мой член. Его лицо опять краснеет, он тяжело дышит, пальцы слегка подрагивают. Это меня забавляет. Такого робкого невинного и столь религиозного юноши у меня ещё не было.

– Возьми его в свою руку, – велю я.

– Что, господин? – с неподдельным ужасом на лице, отвечает он.

– Разве я тихо сказал?

– Нет, господин, – он опять судорожно сглатывает слюну. – Вы сказали достаточно громко. Просто это очень… очень…

– Бери! – рявкаю я.

Он вздрагивает, бросает взгляд на мое лицо, видит мое негодование и послушно протягивает руку к моему паху, несмело обхватывает его пальцами. Рука Эмина дрожит, он опять сглатывает, на его лице отражаются все его муки, вся борьба, что происходит внутри него. Но мне этого мало.

– Поцелуй его в купол, – мягко велю я и улыбаюсь, предвкушая новую забаву.

– Нет, господин, прошу, не заставляйте меня это делать, – жалобно произносит он.

– Я приказываю тебе! Целуй! Живо! – я повышаю голос.

Слезы выкатываются из его глаз, он совсем отпускает моего и жалостливо смотрит на меня.

– Пожалуйста, господин, – опять судорожно сглатывает.

– Я буду хлестать тебя плетью, пока не поцелуешь его, – обещаю ему.

Эмин берет плеть и протягивает мне.

– Пожалуйста, господин, секите. Только не заставляйте меня это делать, – дрожащим голосом произносит он.

– Нагибайся, – рычу я, вырывая плеть из его рук.

Он падает на колени, голову кладет на простыню и прикрывает руками. Я приподнимаюсь и несколько раз одариваю его по голой попке. Он вздрагивает, всхлипывает, тело его дрожит, но он молчит.

– Будешь его целовать?

– Нет, господин, пожалуйста, – дрожащим голосом произносит он.

Я сползаю с кровати и встаю на пол. Задираю его рубаху до самой шеи, чтобы обнажить всю его спину. Смотрю на изгиб его позвоночника, уходящего в округлую полосатую попку и чувствую, как поднимается мой малыш от охватившего меня возбуждения.

Размахиваюсь и изо всех сил начинаю хлестать по спине, оставляя на его белой холеной коже красные полоски. Бью молча и долго, стараюсь в каждый последующий удар вложить больше силы, сделать ещё больнее. Он вздрагивает от каждого бича, но молчит. Понимаю, что таким путем я не добьюсь от него ничего. Наконец я делаю последний удар, ещё сильнее и больнее прочих и бросаю плетку на постель, задевая его макушку. Он поднимает голову и касается ремня своими губами, я вижу, что он опять в слезах.

Вздыхаю и отхожу к шкафу, достаю наручники и кладу в карман халата, возвращаюсь и заползаю обратно на постель, сажусь, откидываясь на мягкое изголовье. Он поднимает заплаканные глаза и смотрит на меня.

– Иди ко мне, – мягко говорю ему, хлопая ладонью по простыне.