Наложница фараона

— Но я ведь все равно не могу представить себе этой боли, какой она будет. И мне кажется, я смогу перенести ее. Наверное, я не права. Но я все равно не могу сейчас воспринять твои слова. Я хочу испытать то, хорошее. Я знаю, от него тепло, и свет хороший такой, чистая радость. Но я не могу вспомнить… Но я хочу испытать это! — и вдруг она поняла сразу, что он может помочь ей. Не словами, не утешениями, а может сделать так, что все случится… — Помоги мне, — попросила она. — Только не говори опять, что мне будет больно, плохо. Просто помоги мне. И не отказывай мне. Я знаю, ты можешь помочь.

— Идем тогда, — сказал он просто. Больше не уговаривал, не советовал ничего, не отговаривал, не объяснял.

И она, радостная, легкая, пошла рядом с ним.

Они шли все дальше, все глубже в сказочный лес. Она перестала чувствовать своего спутника рядом с собой и увидела, что его нет. Но не удивилась и не заметила, когда же он исчез. Но он никуда не отходил, не обгонял ее, не отставал, не то чтобы растворился вдруг в воздухе. Но вот его нет. И она даже обрадовалась, теперь ей хорошо было идти одной. Тропинка словно тянула, влекла, увлекала вперед извилисто. Ноги легко, радостно бежали почти.

Снова стемнело. И она вышла на поляну. Посреди поляны она увидела колодец, он был почти вровень с землей устроен, но она знала, что это колодец. Слабо светилось вокруг. Может быть, гнилушки какие-то. Увидев колодец, она сразу вспомнила ярко тот пруд, в котором видела свое отражение. Ей не хотелось бы снова такое увидеть, она уже для себя решила, какая она, и отражения ей не нужны. Сам вид колодца, это напоминание о воде, в которой можно увидеть свое отражение, стали ей неприятны. Но у колодца, на траве темной, лежал человек. Она сразу почувствовала, поняла, что это человек лежит, а не зверь. Она почему-то заволновалась радостно и тревожно, хотя еще не разглядела его.

Она вдруг заторопилась, быстро подошла к нему и стала смотреть на него. Смотреть на него — это был такой восторг, такая радость. Юноша, почти мальчик, он лежал на траве и спал. Лицо его было с такими красивыми чертами, но измученное, одет он был совсем бедно, в лохмотья. Она узнала его. Это он когда-то, целую ее жизнь тому назад, не испугался козы и засмеялся. Она удивилась, как же она тогда не захотела найти его; нет, как же это она не захотела сразу выбежать из башни и пойти за ним… И почему она не думала о нем, не искала его? Как могло такое быть? Она чуть склонилась и тронула подушечкой пальца его губы. Такая нежность в них была, и холод. Ему холодно! Стало так жаль его, так больно… Как же согреть его? Чем укрыть?

И она не удивилась, когда снова увидела рядом с собой своего отца.

— Вот, — сказала она, — то самое. Но ему холодно. Как помочь ему? Как согреть? Скорее!..

— Нет, не торопись, — ответил отец. — Я тебе все скажу, но ты не торопись.

— Я помню, ты его безумным назвал. Ты не обидишь его? Не относишься к нему плохо?

— Нет, я никогда не обижу его. Но его не согреть нужно, а оживить. Он мертвый.

— Но ведь это не навсегда! — вскрикнула она. — Он оживет. Я знаю. Скажи мне, что я должна сделать для этого. Мне уже было больно из-за него, это сладкая боль. Всякая боль от него, из-за него, такая боль мне будет сладка. Скажи, что делать.

— Посмотри, он все еще молод, а ты стара…

— Нет, это неправда, ему столько лет, сколько мне. Он даже чуть старше меня, так было тогда, когда он рассмеялся.

— И его жизнь прошла, прежде, чем началась.

— Но теперь все это не имеет никакой важности. Пусть он увидит и отвергнет меня, лишь бы он жил! Скажи, что надо сделать.

— Надо подойти к этому колодцу, зачерпнуть воды и напоить его. Но подожди, я хочу доставить тебе хотя бы немного радости. Старайся не глядеть на свое отражение в воде, чтобы не огорчаться; а когда он пригубит воду, но еще не откроет глаза, быстро напои его, дай мне руку и беги со мной. Я постараюсь сделать что-нибудь, чтобы ты испытала радость.

Она подошла к колодцу, даже не думая о том, что если она увидит свое отражение в воде, ей станет больно. Наклонилась, мельком увидела себя, такую страшную, стало больно, но это не было важно, потому что надо было скорее набрать воды и напоить его. В воде темной и гладкой плавала медленными кругами маленькая золотая чашка из такого разузоренного золота. Чашка мешала отражению виднеться ясно. Она присела на корточки, обтянув колени рубашкой, и протянула руку. Рука легко дотянулась до воды. Она легко взяла чашку и зачерпнула воду. Это от золотой чашки шло такое свечение, чашка была теплая на ощупь.

Она встала возле него на колени и поднесла чашку к его холодным губам. Очень обрадовалась, когда почувствовала, что он начал пить.